Против всякого ожидания, его величество пришел в неслыханную ярость. Ему отвоевали королевство, что было весьма приятно, но при этом вступили в переговоры с мятежниками, что казалось Фердинанду весьма унизительным. Носатый был внук Людовика XIV, и в нем при всем его простолюдинстве, было немало гордыни и величия, свойственных великому королю.
Следовательно, речь шла о том, чтобы спасти королевскую честь, разорвав капитуляцию[20].
Опасались только одного: в это время в Неаполе был человек более могущественный, чем король, и этим человеком был Нельсон. Нельсон достиг возраста сорока одного года, и даже самый заклятый его враг мог упрекнуть адмирала только в одном: в чрезмерном бесстрашии. На его долю пришлось столько почестей, сколько может выпасть на долю победителя. Лондон послал ему шпагу, а король сделал его кавалером ордена Бани, бароном Нильским и пэром королевства. Он обладал княжеским состоянием, ибо правительство платило ему ренту в тысячу фунтов стерлингов; король дал ему пенсию в пятьдесят тысяч франков, а Индийская компания подарила сто тысяч экю. Приходилось поэтому опасаться, как бы Нельсон, слывший до сих пор не только храбрейшим из храбрых, но и вернейшим из верных, не возымел нелепого притязания сохранить эту двойную репутацию и, не сделав до сих пор ничего, что заставило бы усомниться в его отваге, отказался бы совершить то, что могло бы нанести урон его чести.
Тем не менее капитуляцию, подписанную Футом, Ке-роди и Бонньё, следовало разорвать. Тогда вспомнили, что Адама погубила женщина, и взгляды обратились на подругу Нельсона, Эмму Лайонну. Это была падшая женщина из Лондона. Отец ее был неизвестен, родной город — также. Знали только, что мать ее была бедна. Говорили, что родилась она, кажется, в Уэльсе — вот и все. Однажды ее встретил какой-то шарлатан и предложил прнять участие в новой спекуляции: представлять богиню Гигиею. То был был доктор Грехем, создатель мегалантро-погенеза. Эмма Лайонна согласилась; она обосновалась в кабинете доктора и стала служить ему живым экспонатом. Эмма Лайонна была красавица; люди сбегались, чтобы посмотреть на нее, художники просили разрешения писать с нее портреты. Ромни, один из самых популярных художников Англии, изобразил ее Венерой, Клеопатрой, Фриной. С тех пор Эмма Лайонна вошла в моду, а Грехему был обеспечен успех.
Среди тех юношей, кто после появления богини Гигиеи с особым усердием посещали лекции доктора, был один молодой человек из семьи Уорвиков, по имени Чарлз Гре-вилл. Увидев Эмму Лайонну, он в тот же день влюбился в нее и предложил прекрасной статуе оставить доктора ради него. Эмме Лайонне начало приедаться позировать любопытным и художникам. Репутация ее была сделана, а благодаря молодому аристократу она должна была войти в моду; она согласилась. За три года состояние Чарлза Гре-вилла было промотано, почетное место, которое он занимал в дипломатии, потеряно, и у него не осталось ничего, кроме женщины, которой он был обязан своим разорением и своим социальным падением. Тогда он предложил Эмме Лайонне выйти за него замуж — так велико было влечение новоявленного Алкивиада к этой новой Лаисе. Но Эмма Лайонна была слишком расчетлива, чтобы выйти замуж за человека разоренного: за эти три года она приобрела привычку к золоту и бриллиантам и не хотела ее терять. Выставив предлогом благородные соображения, чем Чарлз Гревилл дал себя обмануть, она отказала ему Тогда он решил действовать иначе. При неаполитанском дворе у него был богатый и влиятельный дядя, сэр Уильям Гамильтон. Чарлз был наследником старика. Он попросил у дяди денег и разрешения жениться на Эмме Лайонне. На ту и другую просьбу дядя ответил категорическим отказом. Чарлз Гревилл знал, сколь велика власть Эммы Лай-онны над сердцами: он послал свою прекрасную сирену просить за них обоих.
