— Толкнуть? — спросил судебный исполнитель.
— Толкайте! — ответил комиссар.
Слесарь навалился на дверь, и в то же мгновение раздался такой грохот, словно в лавке старьевщика рухнула витрина. Затем послышались вопли:
— На помощь! Караул! Грабят! Убивают! Я пропал! Я разорен!
Комиссар вошел в дом, следом за ним — судебный исполнитель, за исполнителем — слесарь. Они увидели, что дон Филиппо рвет на себе волосы, стоя над бесчисленными осколками фарфора.
— А! Несчастные вы! — вскричал дон Филиппо, увидев их. — Вы мне разбили фарфора на две тысячи экю!
Это была бы еще небольшая цена за фарфор, не будь он уже разбит. Но комиссар полиции и судебный исполнитель этого не знали. Перед ними была груда осколков: буфет опрокинут, от фарфора остался один бой. Несчастье случилось по их вине, и если по закону они и не должны были отвечать за него, то в глубине души чувствовали себя виноватыми.
Неловкость их положения еще более усугублялась отчаянием дона Филиппо.
Можно догадаться, что пока об описи имущества не могло быть и речи: разве можно было из-за каких-то жалких ста пятидесяти дукатов наложить арест на мебель человека, которому только что разбили фарфора на две тысячи экю!
Комиссар полиции и исполнитель попытались успокоить дона Филиппо, но тот был безутешен, и не столько из-за дорогого фарфора — дону Филиппо приходилось переживать и другие потери, и куда более значительные. Дело в том, что фарфор был отдан ему на хранение. Когда его владелец, любитель редкостей, придет требовать назад свое сокровище, дон Филиппо не сможет его вернуть и будет обесчещен.
Комиссар и исполнитель решили устроить складчину. Если бы дело подверглось огласке, их репутации был бы нанесен серьезный урон: закон позволяет своим слугам описывать имущество, но не разрушать его. В качестве возмещения за ущерб они предложили дону Филиппо сумму в триста дукатов и пообещали употребить свое влияние, чтобы добиться у его заимодавца отсрочки в месяц для уплаты по векселю. Дон Филиппо со своей стороны повел себя благородно и великодушно. Истинная боль несовместима с расчетами, поэтому он согласился на все не споря. Комиссар и судебный исполнитель удалились — немое отчаяние дона Филиппо разбило им сердце.
Данная дону Филиппо отсрочка истекла, но, как можно догадаться, должник и не подумал погасить свой долг хотя бы частично. Это привело к тому, что однажды утром, внимательно следя через окно за тем, что происходит на улице, — этой предосторожностью он никогда не пренебрегал, если над ним висела угроза ареста, — дон Филиппо увидел, что дом его окружен караульными. Дон Филиппо был философом. Он решил провести день в размышлениях над превратностями судьбы и впредь выходить из дома только по вечерам. К тому же дело происходило в разгар лета, а кто же летом в Неаполе выходит на улицу днем, кроме собак и судебных стражников? Так прошла неделя, в течение которой стражники несли неусыпный, но бесполезный караул.
