Дело в том, что процессы в Неаполе длятся втрое дольше, чем в Париже.
В тот день, когда мы проезжали по Форчелле, она была запружена; нам пришлось выйти из корриколо и продолжить свой путь пешком. Работая локтями, мы сумели пробраться сквозь толпу, задавшись вопросом, чем объясняется такое скопление людей. Нам объяснили, что идет тяжба между братством паломников и доном Филиппо Виллани. Мы спросили, в чем причина тяжбы: нам объяснили, что ответчику, похороненному несколько дней назад за счет братства паломников, предписано представить доказательства того, что он действительно умер. Как видите, процесс был достаточен необычен, чтобы вызвать некоторое стечение народа. Мы спросили у Франческо, кто этот дон Филиппо Виллани. В ту же минуту он показал нам пробегавшего мимо человека:
— Вот он.
— Тот, кого похоронили неделю назад?
— Он самый.
— Как это может быть?
— Он воскрес.
— Он, стало быть, колдун?
— Он племянник Калиостро.
Действительно, благодаря подлинным родственным связям со знаменитым предком и целой серии более или менее забавных фокусов, дону Филиппо удалось распространить по Неаполю слух, что он колдун.
К нему были несправедливы: дон Филиппо Виллани был больше чем колдун, это был типаж — дон Филиппо Виллани был неаполитанским Робером Макером. Но у неаполитанского проходимца перед французским было огромное преимущество. Наш Робер Макер — придуманный персонаж, общественный вымысел, философский миф, тогда как заальпийский Робер Макер — персонаж из плоти и крови, осязаемая личность, видимое чудачество.
Дону Филиппо лет тридцать пять — сорок, это брюнет с пылким взором, выразительной мимикой и резким голосом, он быстро и много жестикулирует. Он знает все и сведущ во всем понемногу: в праве, в медицине, в химии, в математике, в астрономии. Поэтому, сравнив себя с окружающими, дон Филиппо почувствовал собственное превосходство перед всеми и решил жить за счет общества.
Ему было двадцать лет, когда умер его отец, оставив сыну денег ровно столько, чтобы сделать несколько долгов. Дон Филиппо позаботился о том, чтобы взять в долг до того, как он разорился окончательно, так что первые его векселя были уплачены вовремя, ибо речь шла о том, чтобы приобрести доверие. Но все в этом мире имеет свой конец: настал день, когда пришло время платежей. Дона Филиппо оказалось невозможно застать дома: кредиторы приходили утром — он уже уехал, приходили вечером — он еще не вернулся. Векселя были опротестованы. Это привело к тому, что дон Филиппо был принужден из рук банкиров перейти в руки дисконтёров и, вместо шести процентов, платить двенадцать.
