Это последнее замечание естественным образом подводит нас к тому, чтобы поговорить о храбрости неаполитанцев.
Неаполитанцы, при прочих равных, не являются в силу политического состояния нынешней Италии ни нацией военных, как пруссаки, ни нацией воинственной, как французы, — неаполитанцев отличает страстность. Если честь неаполитанца оскорблена, если его вдохновляют патриотические чувства, если угрожают его религии — он сражается с замечательным мужеством. В Неаполе на дуэль соглашаются столь же быстро и с той же смелостью, что и повсюду, и если в предварительных переговорах о ней есть различие, объясняемое местными обычаями, то к развязке дело ведется столь же решительно, как и в Париже, Санкт-Петербурге или Лондоне. Приведем несколько примеров.
Граф ди Рокка Романа, неаполитанский святой Георгий, ссорится с неким полковником; место встречи назначено в Кастелламмаре, в качестве оружия выбрана сабля. Полковник-француз отправляется на место дуэли верхом, а Рокка Романа берет наемную карету и приезжает в ней к назначенному месту, где его поджидает соперник. Полковник напоминает графу, что по договоренности дуэлянты будут сражаться верхом. «Верно, — отвечает Рокка Романа, — я совсем забыл об этом; но не беда, дело поправимо». Он тут же распрягает карету, вскакивает на одну из лошадей, сражается без седла и поводий и убивает своего противника.
В эпоху Реставрации, то есть примерно в 1815 году, Фердинанд, дед нынешнего короля, вернувшись в Неаполь, который он покинул десятью — двенадцатью годами раньше, вознамерился вновь обзавестись гвардейцами. Эти привилегированные части были набраны среди первейших фамилий обоих королевств и разделены на пять рот: три неаполитанские и две сицилийские.
Я уже говорил в «Сперонаре», в главе о Палермо, что два эти народа испытывают друг к другу глубокую неприязнь. Поэтому легко понять, что сицилийцы и неаполитанцы не поддерживали между собой отношений, особенно в эпоху, когда политическая рознь была еще в самом разгаре, и между ними стали возникать перепалки. Вначале состоялось несколько дуэлей, не имевших серьезных последствий, но вскоре было решено в некотором роде вручить судьбу двух народов в руки лучших их сынов. С исходом поединка связано было не только утоление ненависти, но и суеверное предсказание будущего. Выбор пал на сицилийца маркиза ди Крешимани и неаполитанца князя Мирелли. После того как выбор был сделан и одобрен враждующими сторонами, решено было, что противники будут драться на пистолетах, с двадцати шагов, до тяжелого ранения одного из дуэлянтов.
