Все эти подробности мне рассказал бедный Алье, показывая густые заросли, начавшие уже произрастать на этом тучном прахе. К несчастью, в те дни, когда совершалось это святотатство, Алье был еще ребенком; иначе, по его словам, он продал бы все, включая отцовский дом, ради спасения дома Божьего. Вот почему, когда в 1832 году на торги выставили древний замок, как это прежде сделали с древней церковью, Алье написал наследному принцу, что если он, герцог Орлеанский не приобретет эти разваливающиеся башни, то их купит он, Алье. Герцог Орлеанский, сам художник по натуре, понял призыв, содержавшийся в письме такого же художника: замок был немедленно выкуплен, и Бурбон-л'Аршамбо, хотя бы в таком виде, несомненно останется еще не на один век символом рода, чьей колыбелью он был, страницей истории, которая написана на камнях и на которой можно прочесть: «Величие и упадок!»
Появись у нас такое желание, мы могли бы написать прекрасную и добрую книгу о прекрасных и добрых делах, уже совершенных герцогом Орлеанским.[5]
Мы отыскали Жадена, что-то горячо обсуждавшего с секретарем мэрии. С того места, где Жаден расположился, собираясь сделать зарисовку, он увидел башню Кикен-гронь, а на башне — флюгер; ну а поскольку флюгер был согнут вследствие какого-то проишествия, Жаден, будучи добросовестным пейзажистом, изобразил его в наклоненном положении. Подобная историческая точность задела самолюбие чиновника, увидевшего художника за работой и, вполне естественно, испугавшегося, что такой поврежденный флюгер создаст превратное представление о местных общественных зданиях. Для него это было тем более обидно, что в прошедший четверг муниципальный совет единодушно проголосовал за обязательную замену старого флюгера на новый. Секретарь мэрии объяснил это Жадену, но тот не обратил на его слова никакого внимания и продолжал делать зарисовку, ничуть не выпрямляя на ней злополучный флюгер. Подобное упрямство привело бедного секретаря в отчаяние, и мы смогли успокоить его лишь напоминанием, что у него есть право написать опровержение в газеты.
В тот же вечер мы покинули Бурбон-л'Аршамбо: нам хватило одного дня, чтобы обследовать его руины и изучить его историю. Ашиль Алье пожелал проводить нас до Мулена, откуда мы должны были уехать уже на следующий день; он занял место в нашем экипаже, и мы тронулись в путь.
Весь день стояла духота, предвещая одну из тех поздних гроз, какие иногда случаются осенью. Из резервуаров с термальной водой поднимался, словно смерч, пар; темнота, более густая, чем всегда, и раньше, чем обычно, опустилась на землю; мы не видели ничего в четырех шагах от себя, за исключением тех мгновений, когда молния пронизывала небо: в это время все кругом озарялось голубоватым светом, отчего равнина становилась похожей на озеро. При таком фантастическом освещении даже самый заурядный ландшафт выглядел поэтично, тем более что он был виден лишь краткий миг, и мы опустили верх кареты, чтобы ничего не упустить из этого зрелища. Путешествие, которое предпринимают в поисках впечатлений, всегда восхитительно: если три или четыре молодых человека с артистической душой странствуют вместе, они видят красоту там, где пошлый ум даже не заподозрил бы ее; так и теперь, в ту минуту, когда любой человек, без сомнения, поспешил бы поскорее укрыться от грозы, мы велели нашему кучеру замедлить движение, чтобы не пропустить ни одной вспышки молнии.
