. Подобное описание появилось и в авторитетной либеральной газете «Голос»
[284]. «Санкт-Петербургские ведомости» нашли необходимым, выступая от лица Суворина, объявить, что муж жертвы, вопреки злостным утверждениям газет-конкурентов, не возражал против того, чтобы подвергнуть тело жены судебно-медицинскому вскрытию
[285]. В этом контексте само название отеля, где произошло убийство-самоубийство, — Belle Vue — приобретало эмблематический смысл.
Деятели печати испытывали смешанные чувства относительно огласки, которой они предавали «драмы интимной жизни» своих собратьев. Публицист из радикального журнала «Дело» Б. Онгирский, предложив читателю обзор газетных сообщений о деле Сувориной в научной статье «Статистические итоги самоубийства», сетовал, что «Санкт-Петербургские ведомости» «забили тревогу на весь либеральный околоток», вместо того чтобы облегчить горе своего товарища «в семейном кругу»[286]. Газета-сплетница «Новости» во второй публикации на эту тему снабдила отчет о скандальных подробностях дела следующей оговоркой: «Описывая во вчерашнем нумере кровавую драму в Бель-вю, мы признали необходимым, из совершенно понятного чувства деликатности и уважения к чести семейства г. Суворина, умолчать об одном важном факте <…> Факт этот заключается в том, что, как сказал нам владелец гостиницы Бель-вю, г. Ломач, в нумере, который был занят г. Комаровым, в момент убийства все было в совершенном порядке и постели не тронуты»[287]. Идейная «Неделя» сообщила как скандальный факт то, что эта деталь была предана гласности: «Одна газета дошла даже до того, что добровольно взяла на себя роль судебного следователя и с торжеством объявила публике, что, по наведенным ею справкам, в номере гостиницы, где случилось происшествие, все оказалось в порядке и постель несмятою!»[288]. Все сообщения о деле в Бель-Вю предлагались под знаком социальной значимости описываемых событий. Даже «Новости» заключили красочное описание окровавленного тела женщины социологическим выводом, сформулированным в метафорических (медицинских) терминах: «Частое повторение подобных фактов указывает отчасти на ненормальное состояние развитой части нашего общества, а причины такого состояния кроются, по нашему мнению, в тех переменах, которые испытало наше общество в течение последнего десятилетия»[289]. «Частое повторение» превращало убийство и самоубийство в социальное явление, а прикрепленность к моменту предполагала историческую обусловленность. Публицисты из серьезных изданий в обзорах текущих событий за неделю или месяц волей-неволей переходили от индивидуального к повторяющемуся или коллективному, что, казалось, оправдывало оглашение частного и интимного. Для «Недели» это означало переход от «личностей» (а интерес к «личностям» был продуктом «нашей доморощенной гласности») к «общему смыслу этих явлений»
