Не проронив ни слова, мы выслушали возбуждённый рассказ. Мимолётная улыбка, не поддающаяся сознательному контролю, на долю секунды коснулась Гришиных губ и тотчас же испарилась. Показалось, что он доволен случившимся.
— Что будем делать, голуби? — голос Софьи звучал решительно. — Буйные буйствуют, смерды смердят, а холопы…
Гриша не позволил ей договорить и весело подсказал:
— Ушами хлопают.
— Идеи есть? — глазом не моргнув, повелительно переспросила «железная леди», открыв «военный совет в Филях», (мы так и не узнали, чем в её представлении занимались холопы). Не дожидаясь ответа, как Кутузов, в мифологической версии, не прислушавшийся к мнению своих генералов и единолично повелевший «хитроумно» сдать Москву неприятелю, она властно постановила. — Не имеет значения, кто займёт кресло Дудаева. Париж, то бишь, Нью-Йорк, — поправилась она, — ждать не может…
— Поостынь, — попытка угомонить «императрицу» вызвала гневный монолог, поразивший красочностью и богатством русского языка, непривычным для её нежных уст; а эпитеты — их даже одесские биндюжники, подвыпив, стеснялись произносить.
Гриша с сочувствием на меня глянул и, сохраняя нейтралитет, мудро набрал воды в рот.
Скандал, беспричинно вспыхнувший, керосином не заливают. Слова подобны спичкам. Сказанные сгоряча, назад не воротишь. Они могут разжечь такой пожар, который после себя оставляет лишь мёртвое пепелище. Я вспомнил совет психотерапевта, досчитал до десяти и, сдержав децибелы, клокочущие в груди и рвущиеся наружу, мягко и вежливо попросил:
— Пожалуйста, не разговаривай со мной в таком тоне. Я в этой игре не участвую.
Софья бросила презрительный взгляд и процедила сквозь зубы.
— Как хочешь! Мы с Григорием Васильевичем отправимся искать золото без тебя, — она не сдержалась и сорвалась на визг: «Коллаборационист, проклятый! Вишист!»
Гриша кисло улыбнулся и примирительно вымолвил:
— Не стоит собачиться по мелочам. Всё в этом мире распределено богом и каждой живности свой светлый путь предназначен: петух — кукарекает, курица — несёт яйца. Поди, разбери, кто из них главный. А судьба одна у них.
Я промолчал, уразумев, что хотел он сказать. Финал для всех одинаков. Бульон ожидает и того, кто кукарекает во весь голос, и ту, что кудахчет.
Гриша вытянулся во весь рост.
— Да упокоится душа его, — громко сказал он и перекрестился.
Софья недоумённо подняла брови.
— Ты это о ком, ненаглядный друг мой, воевода Вятский? — с подковыркой выговорила она последнюю государственную должность Гришиного далёкого предка, приятно удивив продолжателя знатной фамилии; он смутился и зардел, примерив мысленно мундир вятского воеводы, и важно сказал:
