— Гирш, выправь всем нам документ и давай ехать в Америку. Они в покое нас не оставят.
Посовещавшись, супруги решили, что Григорию следует ехать в Кишинёв и начать хлопоты о выдаче заграничного паспорта, а заодно постараться выяснить, возможно, ли в ближайшие дни тайно сесть на любое уходящее из Одессы судно, и нелегально выехать за границу. А оттуда уже вызвать семью.
В этот же день, не дожидаясь нового вызова на допрос, Григорий отправился в Кишинёв, а через неделю до Тирасполя докатилась печальная весть.
Как рассказывали очевидцы, он шёл по улице. Неподалёку вышли на проезжую часть студенты. Они выкрикивали антиправительственные лозунги, били стёкла в богатых магазинах и крушили афишные тумбы.
Казаки, собранные в переулках для разгона студенческой демонстрации, нагрянули неожиданно. Если бы Григорий знал о беспорядках, то успел бы уклониться и забежать в подъезд. Но дворники предусмотрительно на время разгона бунтовщиков запирали ворота. Когда казаки вырвались лавиной на улицу, круша под собою всё живое, он не смог спрятаться, и был затоптан лошадьми.
Зубатов узнал об этом раньше, чем Рахиль. Труп Равелли случайно был опознан врачом городской больницы, знавшего не только Григория, но и его отца.
По этой причине Григорий не был захоронен как безымянная жертва. А то, что на похоронах не было членов семьи, никто в этом не виноват. Где Тирасполь, а где Кишинёв… Понимать надо.
За неимением главного действующего лица, Зубатов дело закрыл и выехал в Петербург. Вдова Равелли, как он предполагал, была в неведении относительно тайны мужа. А сестры… Две умерли в детстве. Третья — революционерка. В бегах. И с братом давно разорвала родственные связи.
Зубатов ошибался. Наверно, потому, что никогда по-настоящему никого не любил. И поэтому никому не доверял. Рахиль знала Гришину тайну. Если она решилась обмануть своего отца, и выйти замуж за католика, выдав его за еврея, то она умела хранить тайну.
Она понимала, что полиция не оставит в покое ни её, ни сына, и как только представилась возможность, выехала со Шмулем в Гайсин.
В полицейском участке она назвалась жертвой пожара, в котором сгорели все документы, и за небольшую мзду выправила новые (в этом помог ей двоюродный брат, владелец цирюльни). На всякий случай она записала отцом Шмуля другого человека. Своего двоюродного брата. Так и стал мой дедушка Шмуль (Самуил) — Соломоновичем.
Дальнейшая жизнь семьи была не столь безоблачной, как хотелось бы, но полиция её не беспокоила.
