— Чёрт с ней, с девушкой-старушкой, — примирительно молвил Гриша. По нему было видно, что напыщенная речь оратора его утомила. — Надо отметить, что на сегодняшний день предложений не густо. Среди женской половины, уезжающей за океан, ажиотажа не наблюдается. Нас гарных хлопцев попросту не хотят. Иг-но-рируют!
Не потеряв надежды найти подходящую партию, он заново просматривал объявления, и вдруг не выдержал, с раздражением бросил газету на торшер, и крепко сплетя пальцы за головой, откинулся на стуле. Состояние отрешённости продлилось недолго. Гриша вскочил, закружил по комнате — я с недоумением следил за его внезапно изменившимся настроением и непонятными перемещениями. Затем, когда он поймал настороженный взгляд, сопровождавший его суетливую беготню по квартире, Гриша удалился на кухню, но через пару секунд вернулся в ещё более подавленном состоянии.
— Прости меня, но я так не могу, — жалостливо простонал он.
— О чём ты?
— Понимаешь, — замялся Гриша, пряча глаза, — запорожское войско имело одну особенность.
— Как и древние спартанцы, женскую любовь они заменили крепкой мужской дружбой? — с ухмылкой опередил я мысль, не успевшую соскользнуть с языка гостя.
Гриша поднял виноватый взгляд (подумалось, «неужели попал в точку?») и промямлил.
— Запорожское войско состояло из холостяков, вдовцов и казаков, бросивших своих жён, и давших обет безбрачия. Связь с женщиной, как и воровство, по законам Сечи было одним из наиболее сурово караемых преступлений.
— Ну и что? Я что-то запутался в твоих пояснениях. Ныне другой век, иные законы.
— А то, что жинкам запрещено было появляться на территории Сечи! — запальчиво выкрикнул Гриша. — Казакам, ослушавшимся запрета и приведшим в Сечь женщину, грозила смертная казнь.
— Что за чушь ты несёшь!? Даже за римскими легионами следовали колонны наложниц. Я уже не говорю о воспроизводстве потомства. Популяция, не размножающаяся естественным путём, исчезает. Существуют такие понятия, как прирост населения и естественная убыль. Слышал об этом?
— Римлянам женщины не нужны были, — с гнусной улыбкой заметил Гриша. — За римскими легионами гнали стадо овец.
— Понятно, — с удовольствием протянул я, — вот для чего на Сечи разводили коз и овец.
Гриша зарделся, но быстро пришёл в себя:
— Дурак ты! Сечь — это вольница, этакое Гуляйполе, сборище лихих чубов, весёлых бражников, в мирное время гуляющих с утра до вечера, и готовых по первому зову воеводы оседлать коня, взять в руки саблю и отправиться в поход.
