Над вольной Невой. От блокады до «оттепели» | страница 35
Берлин с Орловым пришли к Ахматовой 15 ноября в три часа дня. Берлин вспоминал, что Ахматова держалась с необыкновенным достоинством, она выглядела и двигалась, как королева в трагедии. Он поклонился ей — это показалось уместным. Ахматова была не одна — у нее сидела приятельница. Они не успели поговорить — Берлин услышал, что кто-то его окликает из сада по-английски. Выглянув в окно, он с ужасом и изумлением увидел, что это Рэндольф Черчилль, сын английского премьер-министра. Берлин извинился перед Ахматовой и выбежал в сад.
Анна Ахматова
Узнав, что перед ним сын бывшего премьер-министра, Владимир Орлов в панике сбежал. Оказалось, что Рэндольф, который находился в СССР как репортер, приехав в Ленинград, по студенческой привычке с утра набрался виски и, узнав, где находится его старый знакомый Берлин, отправился в Фонтанный дом. Проводив Черчилля в гостиницу, Берлин по телефону попросил у Ахматовой разрешения вернуться и вновь пришел к ней.
Поэт и дипломат проговорили всю ночь. Их диалог был прерван только однажды, когда вернувшийся домой Лев Гумилев принес им угощение — блюдо вареной картошки — все, что было съестного в доме. Между собеседниками возникло чувство полного доверия и абсолютное понимание: они говорили на одном языке. Тем для разговоров было столько, что их не могла вместить одна ночь.
Ахматова расспрашивала Берлина о своих друзьях-эмигрантах, о которых она ничего не слышала уже десятки лет. И в свою очередь она поведала ему о своей жизни, об арестах друзей и родных, о гибели Николая Гумилева, прочла «Реквием» и «Поэму без героя». Чувство, которое возникло между ними в эту ночь, проще всего описать как мгновенную любовь, вроде солнечного удара. До конца своих дней оба считали эту встречу ярчайшим событием своей послевоенной жизни.
Они увиделись еще раз, когда Берлин, покидая Советский Союз, снова был проездом в Ленинграде. Он подарил ей томик Кафки на английском, а она ему — свои книги. В одной из них были стихи, которые впоследствии вошли в посвященный ему цикл «Cinque» («Пятерица»):
После первой же их встречи на Ахматову было возобновлено «Дело оперативной разработки», заведенное в 1939 году с пометой «скрытый троцкизм и враждебные антисоветские настроения». В тот же день на «Деле» появилась другая зловещая надпись — категория «Ш» (шпионаж). Всякий дипломат рассматривался в России как шпион. Следовательно, многочасовая ночная встреча Ахматовой с Берлином один на один была чем-то экстраординарным.
