Госпожа Градобоева поднесла к глазам лорнет и посмотрела на вошедшего. Ее взгляд рассеянно скользил по вихрастой голове, загорелому пыльному лицу, порванной на плече кумачовой рубашке, по рваным серым штанам, грязным, босым и исцарапанным ногам.
Дама отвела от глаз лорнет, сморщила нос и первая нарушила молчание:
— Как зовут?
— Кешкой Башлыковым, — переступая с ноги на ногу, ответил вошедший.
— Сколько тебе лет? — спросила Августа Николаевна, вертя в руках лорнет.
— Тринадцать, — односложно ответил тот, шевеля припухшими губами.
Бойскаут, сидящий напротив сестры, нахмурился и исподлобья поглядывал на непрошенного гостя.
Осечкин повернулся боком, прищурил глаза и про себя чертыхался. Он злился, что было нарушено приятное времяпрепровождение.
Попечительница не торопясь встала и пошла по просторной гостиной. Ее полная фигура важно подвигалась к Кешке. Проходя мимо зеркала, она посмотрела в него и поправила локон.
— Я знаю. Я все знаю. Мне белошвейка уже рассказала. Можешь не объяснять. — Госпожа Градобоева слегка пригладила вихрастые волосы мальчика. — Мыкаться по миру больше не будешь. В приюте тебя приведут в божеский вид. Зайди туда послезавтра. Этот день как раз присутственный. Канцелярия приюта находится против Японского Красного Креста, — объяснила хозяйка дома и тут же величаво пошла на свое место, шурша платьем.
Офицер, наблюдавший больше за дамой, чем за мальчиком, подумал: «И почему она носит туфли на высоком французском каблуке? Носила бы на английском».
Усевшись в кресло, Августа Николаевна обратилась к военному:
— Видите, Вадим Петрович. Его отец, говорят, мужественно принял смерть с крестом на шее и погиб, как многие солдатики российского христолюбивого воинства. Ох, эта война! На днях мы разговорились с настоятельницей женского монастыря о недостаточных ученицах, и она мне сообщила, что в подъезд доктора Басса подкинута девочка с запиской: «Крещена, звать Елена, родилась первого июня». Какая безжалостная судьба!
Кешка стоял и размышлял: «Скажу, что хочу мыть посуду в приюте. Жалованья мне надо самую малость. Мыть справно буду». Он уже раскрыл было рот, но Осечкин смерил его быстрым и острым взглядом и, прищурив глаза, спросил:
— Где же твоя мать?
— Померла, — ответил мальчик, разглядывая свои босые ноги.
— Отчего она скончалась?
— Закашлялась от чахотки…
— А ты помнишь, как погиб твой отец? — поинтересовался Осечкин.
— Помню.
— Расскажи Вадиму Петровичу, — посоветовала Градобоева.
