Обеты молчания | страница 3
Всего шесть. У нее еще почти два часа – слишком рано оделась.
Хелен села на край кровати. Она была возбуждена. Взбудоражена. Она нервничала, но в этом было что-то приятное, какое-то предвкушение. А теперь – как будто упала температура. Ей было нехорошо. Тревожно. Страшно. Какой абсурд. А потом она уже не чувствовала ничего, кроме выматывающей усталости: она уже не представляла, как наберется сил для того, чтобы встать с кровати.
Хлопнула дверь на кухню. Она услышала, как Том бросил свой шлем и тяжелые кожаные перчатки на пол.
Бледно-серый лен. Новая рубашка цвета фуксии. Она даже сделала себе прическу. Ей хотелось лечь в свою постель и спать, спать, спать…
Еще через пару минут она поднялась наверх.
– О, хороший выбор, мам, – сказала Элизабет, оторвавшись от своего учебника по французскому.
Том, как и всегда после возвращения домой, стоял около тостера. Том. Он говорил, что относится к этому «нормально». Что все «в порядке». Но Хелен до сих пор сомневалась.
Хотя бы насчет Элизабет ей переживать точно не стоило – именно дочь изначально и подтолкнула ее к этому. «Прошло уже шесть лет после смерти папы. Мы не останемся здесь надолго. Тебе нужно заняться своей жизнью, мам».
Но сейчас она уловила на лице Тома выражение, которое противоречило тому, что он говорил. Что все «в порядке». «Нормально».
– Я думал, ты встречаешься с этим парнем только в восемь.
– В полвосьмого.
– Неважно.
Том намазал чуть ли не полпачки масла и огромную ложку «Мармайта»[1] на четыре куска хлеба.
Кухню осветило вечернее солнце. Стало теплее. Французские книги Элизабет. Ручки. Маркеры. Открытая банка «Мармайта» на столе. Запах свежих тостов. И моторного масла.
– Я не могу пойти, – сказала Хелен. – Я не могу. О чем я думаю?
– О господи, только не надо опять, мы же уже все это проходили. Том, скажи ей, поддержи меня, ну?
Том пожал плечами.
Его сестра раздраженно фыркнула. Заложила карандашом свою «Евгению Гранде».
– Ладно, давай еще раз. Это волнение перед первым свиданием или что?
Волнение перед первым свиданием? Как можно было вообще описать словами те чувства, которые она испытывала, сидя за кухонным столом в светло-сером льняном костюме, ни разу не надеванной рубашке цвета фуксии, по меньшей мере за час до назначенного времени?
Это было пару месяцев назад, во время прогулки с Матли на Холме, когда Элизабет заявила:
– Мне кажется, ты не общаешься с людьми.
Хелен сначала не поняла. Работая в аптеке, она общалась с людьми каждый день.