Марина взяла в руки в их просторной прихожей красную сумочку-клатч, вытянутую вдоль, и похожую на ретро-сумки кинозвезд 50-х годов прошлого века, запахнула туго плащик того же алого цвета, затянула на нем кожаный поясок, и, решив прогуляться до остановки, пошла пешком под небольшим дождем. Дома остались няня и мальчик. Няня посмотрела на щуплую Маринину фигурку в окно кухни, и подумала, что ей повезло несказанно, тетка «не от мира сего», совершенно невнимательная к мужу, и это хорошо, значит, не заметит их роман.
Ехать было довольно далеко, Марина давно не ездила на трамвае, и даже не знала точно, сколько сейчас стоит билет. Но быстро сориентировалась, люди давали кондукторше по 20 рублей за проезд, она нашла в кармане мелочь, и, как ей казалось, ничем не выдала своей принадлежности к кругу богатых людей. Хотя одета она была явно не как девушка с местного хлебокомбината.
Задумавшись, она смотрела в окно на улицу, и думала, был ли их ребенок неизбежным исходом этой аферы под названием ЭКО, или ей просто с мужем не повезло?
В центре генетики экспертиза прошла быстро, ее просто попросили открыть пошире рот, взяли из ротовой полости какой-то мазок. От малыша она взяла волосики, срезала с затылка младенческий пушок, и взяла платочек, на который он недавно срыгнул. Выйдя из центра генетики, она приободрилась, скоро все выяснится, уйдут ее сомнения, может на самом деле малыш им с мужем родной, просто она никак не отойдет психологически от этого издевательства, под названием ЭКО. Мало того, что все это было унизительно и больно, это было очень дорого. Мучительный выбор, кого из детей ей выбрать, лишил ее адекватности восприятия реальности. Даже муж стал каким-то нелюбимым, ненавистным, она даже не хотела больше заниматься сексом с ним. Хотя до родов, и до этой искусственной беременности, уж если не во всех отношениях, то в постели им обоим было всегда удивительно гармонично и хорошо. Но, возможно, все сейчас разъяснится, она будет знать, что мальчик им родной, и перестанет его воспринимать, как чужого.
Дома ее хороший настрой быстро улетучился, к ним в гости неожиданно приехала свекровь. Но мало того, что она приехала, не предупредив, так она еще и щебетала с няней на кухне! И даже учила делать ее какую-то армянскую еду…
Это было уже чересчур, но что она могла поделать?! Он демонстративно ушла в спальню, и легла там спать.
Сон ее был прерывистый и некрепкий. Ей приснилось, что муж, наконец-то ей купил ту машину в салоне, спортивную, красного цвета. Она едет на ней по высокому широкому мосту, машина разгоняется сильнее и сильнее, она газует, и вот уже машина взлетает, и летит над мостом, над рекой, над их, почему-то совсем другим и чужим городом… А в темно-голубых небесных далях, над ее головой, в самом зените, машет ей ручкой и плачет совсем другой, до боли знакомый, родной малыш… Проснувшись, она уже четко знала, какой будет результат у генетической экспертизы. Ей хотелось умереть, и идти немедленно туда, к тому малышу, которого она увидела во сне в небесах. Но с кухни доносился визгливый смех свекрови, она смеялась «заходами», как будто лошадь ржала. И, судя по голосу, там еще была их няня, и басил снисходительно чуть пьяным голосом (он у него всегда чуть садился после приема алкоголя), приехавший неожиданно к вечеру из командировки ее муженек. «Точно заговор против меня. И эта овца туда же. Надо будет уволить ее, придумать предлог, и уволить», она причесалась небрежно, и пошла на кухню, надо было показать всем им, что в этом доме пока еще она хозяйка. Кухня была у них в квартире в конце коридора, и надо было пройти мимо детской, где спал малыш. Она наклонилась над его кроваткой уже безо всякого негатива, и тихонько погладив его по щеке, подумала «где-то плачет горько твоя настоящая мама, бедный малыш»…
