Когда-то давно она пробовала читать Елену Блаватскую, кое-что ей даже понравилось. Именно тогда она пыталась обсудить волнующий ее вопрос, где в человеке собственно и находится душа со своими коллегами, судебными медиками. Посмеялись, выпили, поговорили о том, как трудно жить, как всегда скатившись на корпоративных посиделках к полному самооправданию. Но так ничего и не решили. Теперь вот мысль о совести. «Старею, наверное». Она в последнее время стала бояться, не за себя, а за внуков. Их розовые диатезные щечки вводили ее в сладкий трепет, которого она не испытывала даже в молодости во время занятий любовью. Ее вообще по жизни мало что могло взволновать, что уже говорить о занятиях любовью.
Наверное, это и решило в конечном итоге выбор ее профессии, по специализации патологоанатома.
Она вообще знала, что фригидна, только две вещи могли приводить ее в трепет, Смерть во всех ее проявлениях. И вот теперь еще внуки, двое шумных пацанов, двух рыжиков-близнецов, улыбчивых и конопатых, крепеньких и крупных, как и ее покойный муж.
Сегодня, когда она уже обладала достаточной информацией о том, что творилось в гинекологических клиниках и родильных домах, ей было страшно «задним числом», когда она вспоминала беременность и роды своей единственной дочери. Действительно, есть на свете Высшая Судьба, она-то и сберегла ее доченьку. Наверняка ее мученик-папка помолился с того света, ведь он был почти что святой, замученный и сожженный вместе с остальными 200 тысячами евреев в польском концлагере в 1943 году. Да, это папа-мученик защитил их семью, не иначе. Ох, некстати она вспомнила об отце, нос тут же заложило, и в глазах закипели предательские слезы.
Надо было взять себя в руки, собраться и поработать. Материал годен всего два часа, а она и так уже потеряла кучу времени, предаваясь ненужным и ослабляющим ее психику воспоминаниям.
Она придвинула к себе некрасивое, отталкивающее взгляд скорчившееся карикатурное тельце эмбриона, скользкое от крови и смазки, раздумывая, с чего собственно начать. По методичке, распространенной «втихую» между осведомленными «темой» патологоанатомами, и посвященной вопросам забора стволовых клеток из абортивного материала, ей предписывалось начинать с селезенки и поджелудочной железы. Именно эти органы были более всего восприимчивы к кислороду, и начинали разлагаться раньше остальных.
Взяв с тумбочки, стоявшей рядом, стеклянную чашку, она несколько минут постояла неподвижно, потом постаралась собраться, отключила голову, как это всегда бывала во время работы, и сделала на тельце ребенка первый надрез.
