Кроме этого, есть еще и сами ЭКО-дети. Но вот тут у меня уверенности пока не было, поскольку тонкостей ведения подобных пациенток я не знала. Но могла что-то на эту тему предполагать.
Я лежу в отделении патологии беременности, поэтому убедить женщину, несведущую в медицине в том, что плод нежизнеспособен, проще простого. Все, кто здесь лежит в той или иной мере, изначально и по определению, сомневаются в положительном исходе беременности. Даже у меня, не имевший печального опыта невынашивания ребенка за пару дней пребывания здесь, внутри прочно поселился страх, за себя и за маленький комочек, который я не ощущала никак, ну не было у меня ни токсикоза, ни пигментных пятен на щеках, только есть все время хотелось, и все. Может совсем не транквилизаторами меня напоили, а совсем наоборот?
Если я права, а я знаю точно, что никакой патологии у меня нет, по старой памяти я встала на учет к подруге моих родителей, работающей в нашей женской районной консультации, Ольге Андреевне, в просторечии тете Оле, и она меня обследовала досконально, не далее, как на прошлой неделе. И все равно…
Значит, сюда ложится женщина, у которой признают патологию плода. Скорее всего, она отсутствует, эта патология, потому что в противном случае стволовые клетки брать не будут, кому нужны больные клетки? Жуткий крик, который поверг меня в ужас вчерашним вечером, был связан с тем, что женщина с четвертой группой крови уже не в первый раз лишается здесь малыша. Или вопрос в редукции?
А это значит, что ее или используют как инкубатор для выращивания стволовых клеток, которые, естественно, идут на продажу, или я вообще пока ничего не поняла. Что-то сложно все у меня получается. При чем тут ЭКО? Откуда тут женщины с явным страхом на лицах? И вообще, черт возьми, что тут вообще происходит?!
Время показало, что все было еще запутаннее и еще страшнее.
* * *
В просторной комнатепатологоанатомической лаборатории, несмотря на полуденный зной за окном, было прохладно, тихо работал кондиционер, встроенный в проем окна. Современная лабораторная мебель и оборудование вызывали ассоциации с современным научно-исследовательским центром, этаким авангардным подразделением науки, где решаются судьбы мира и человеческого бессмертия. Крышка секционного стола был сделана из полупрозрачного пластика, на нем скорчился неподвижный человеческий зародыш длиной чуть больше ладони. Ручки и ножки зародыша были уже вполне сформированы. Плод удалили из матки на 24 неделе беременности. Это было противозаконно, но платные медицинские центры легко обходили узкие вопросы законности, а нравственность работающих там медиков формировалась в середине лихих 90-х, когда на заработную плату по рыночным ценам нельзя было прожить и трех дней. «Именно тогда клетки совести и атрофировались» — усмехнувшись, она задумалась. «А что такое собственно совесть?»
