Это было вполне разумно. Такая красивая здесь была природа, каких-то пятьсот или чуть больше верст, а природа уже южная. Не как у нас. Из деревьев преобладали ивы, и какой-то неизвестный то ли кустарник, то ли дерево полностью заполонил все берега. Из-за забора виллы мы не выходили, но на территории участка была смотровая площадка, с которой было отлично видно, как сидят в лодках, и на специально оборудованных мостках на берегу, частные рыбаки. Судя по добротности дома и забора, по стоимости дорогих автомашин на стоянке, рыболовный бизнес, частный, приносил в карманы хозяина немалый «гешефт».
И как было совершенно логичным в такой обстановке, на обед в меню у нас была уха. Душистая, с плавающей в огромном котелке разномастного вида, маленькой и большой рыбы, уха варилась не на кухне, а на улице, на каком-то странно приспособлении, которое было одновременно и печкой, и духовкой, и коптильней, и мангалом. Такое удивительное спокойствие здесь я ощущала, просто передать нельзя.
Хозяин не спрашивал нас ни о чем, как быто мы приехали к нему надолго, но меня все равно волновал тот же самый вопрос — как и где мы будем жить с мужем до моих родов, и в каком учреждении я буду все-таки через несколько месяцев рожать? Правда, Денис, насколько я могла понять, не сказал хозяину виллы о моем «интересном положении», и это значило только одно — рассчитывать с мужем в этом вопросе мы могли только на самих себя. Надо было что-то срочно придумать, но придумывать не хотелось потому что тогда надо было бы срочно покидать этот милый и уютный рыболовный мирок.
* * *
Выйдя из вагона СВ, она поежилась, поезда, даже с очень дорогими билетами, приходили в столицу «ни свет, ни заря». Косность в расписании поездов даже от тщательно осовремененных железных дорого просто ее добивала. Неужели нельзя было сделать хоть один рейс, приходящий в столицу в десять, или хотя бы в девять утра?
Холодок пронизывал насквозь, и еще задувало сильно из подземного перехода, ведущего к ближайшей к вокзалу станции московского метро. Ехать в институт сейчас было бесполезно, там приходят на работу значительно позже, в настоящее время. Еще не был 7 утра, там кроме дежурного персонала, никого нет. Значит, надо было искать кафе, с хорошим туалетом и приличной кормежкой. Москва за последние два года изменилась так, как будто старую Москву унесли куда-то инопланетяне, поменялся полностью внешний вид не только самого города, но и транспортных привычных развязок. Были снесены несколько знаковых старых строений, на их месте было построено «черт-те что», какие-то лабазы, типа офисные и торговые центры. И, по сути, сейчас надо было или ехать на Пушкинскую в круглосуточный Макдональдс, или искать что-то непроверенное около вокзала, рискуя нарваться на пирожки с котятами. Или на стряпню без санитарного разрешения очередных выходцев из бывшего СССР, купившего пищевой бизнес без согласования с санитарной службой и прочими инстанциями. Таких мест она побаивалась и никогда там не ела. Макдональд же на Пушкинской, по ее памяти, был закрыт еще весной, по непонятной причине. Оставалось только идти в комнату ожидания на вокзале или вокзальный ресторан. Но туда ей тоже не хотелось, поэтому она взяла такси до Воробьевых гор, и просто прокатилась туда, где была последний раз два десятка лет назад. С Воробьевых гор она, как ни странно, Москву узнала, полностью город свои очертания не изменил. Стирание же «лица» в районе «трех вокзалов» она объяснила себе переизбытком инвесторов, желающих тусоваться в местах большого скопления людей, и никак не иначе.
