— Мы слышали, что Сэм убежал, чтобы сражаться.
Никто не давал мне об этом забыть. Мистер Бич посвятил свою проповедь Сэму. Он сказал, что в первую очередь мы должны повиноваться Богу, но наш Господь Иисус Христос сказал: «Дайте кесарю — кесарево», а это означает, что мы должны быть верными англичанами. Он сказал, что горячие молодые люди, которые не прислушиваются к голосу старших, навлекут Божий гнев на свои головы. Он сказал, что Библия велит молодым почитать своих отцов, из-за чего я начал очень сильно переживать за Сэма, потому что кричать на своего отца, как кричал Сэм, было грехом и Бог может наказать его за это.
Я не думал, что Бог поразит его ударом молнии или чем-то таким. Бог конечно мог бы метать молнии, если бы хотел, но я не верил, что он вообще когда-либо так поступал. На самом деле меня беспокоило, что Бог мог наказать его, бросив на штык красного мундира. Я знал, что Бог совершает подобные вещи, потому что однажды сам оказался свидетелем такого события. Однажды в воскресенье сюда прискакал фермер из Центрального Реддинга — он был очень пьян и ехал на лошади по кладбищенской земле, а когда мистер Бич велел ему убираться, он послал священника к черту и пустил лошадь галопом прямо на мистера Бича. И тут, не успев сделать два или три шага, лошадь споткнулась о могильный камень, фермер свалился, сломал себе шею и через минуту скончался. Это правдивая история, и тому было множество свидетелей.
Поэтому я знал — пожелай Бог наказать Сэма, он бы это сделал. Переживая за брата, я не мог понять, какая из сторон права, и не мог сосредоточиться на службе. Мне захотелось выйти из церкви. Но мистер Бич всегда читал проповедь по меньшей мере час, а вдохновленный Лексингтонским сражением он говорил дольше. К счастью, он, как всегда, должен был возвращаться в Ньютаун, чтобы провести дневную службу, а потому наконец замолчал, служба закончилась, и, вздохнув с облегчением, я встал и начал спускаться по ступенькам к выходу. Я почти до него дошел, когда кто-то дотронулся до моей руки, и я обернулся.
Это был Том Воррап. Том не очень-то походил на индейца. Он носил такую же коричневую рубашку и штаны, как любой фермер в Реддинге, и хорошо говорил по-английски.
— Здравствуй, Том, — сказал я.
Он ничего не ответил, но сжал мою руку, удерживая меня, пока остальные спускались мимо нас по ступенькам. Потом спросил тихим голосом:
— Если я тебе скажу, где сейчас Сэм, ты не проболтаешься? — Он сурово посмотрел на меня и продолжал сжимать мою руку — не так сильно, чтобы причинить боль, но достаточно крепко, чтобы я понял: захоти он сделать мне больно, сил у него хватит.
