– Вечером приложите снег к щеке и губе. Отек немного спадет.
Я киваю.
– Спасибо.
– Отдыхайте, миледи, – Ходжат поднимает сумку и выходит, снова оставив меня одну.
Дожидаясь, когда примочка на плече высохнет до конца, я убираю поднос с едой, а потом осматриваю свое платье и стараюсь счистить кровь, после чего вешаю его на один из столбов, чтобы оно высохло.
Я допиваю воду, чтобы перебить жуткий вкус настойки, но это не сильно помогает. Надеюсь, Ходжат подмешал сюда только один дополнительный ингредиент.
Наверное, мне не стоит так безоговорочно доверять Ходжату, но я испытала слишком большое облегчение, когда он предложил мне обезболивающее, о котором я даже помыслить не смела. Лекарь не похож на того, кто мог бы подсунуть мне яд, но я никого из армии Четвертого королевства не должна сбрасывать со счетов.
Чувствуя, что вот-вот рухну от усталости, я раскладываю на паллете меха и почти падаю на временную кровать, осторожно расправляя ленты, чтобы ночью они не спутались под ногами.
Я накрываюсь с головы до ног тяжелыми мехами, а еще одну шкуру подкладываю валиком под голову. Устроившись, беру холодный компресс и прикладываю к щеке.
Вскоре тело согревается под толстым мехом, и я вздыхаю, чувствуя, как на меня начинает действовать руксрот.
Но стоило закрыть уставшие глаза, как палатка снова распахнулась и внутрь задул свежий снег. Я резко открываю глаза и вижу прокравшегося ко мне командира, за которым смыкаются полы.
И кажется мне, что на сей раз он не уйдет.
Аурен
Все мое тело сковывает. Стоило понять, что так легко я не выкручусь. Может, Рип отправил сюда своего лекаря, чтобы тот меня осмотрел и убедился, что я здорова, и командир смог делать со мной все, что захочет.
По горлу поднимается желчь, обжигая язык, я неподвижно сижу на паллете.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я с едким страхом в голосе.
Но командир не собирается мне отвечать. Он неслышно ступает в другой конец палатки, к еще одной груде меха.
Я лежу, не дыша, и крепко стискиваю свои накидки, изо всех сил цепляюсь за мех, а командир наклоняется и принимается снимать сапоги. Когда я вижу, как он поочередно их стаскивает, у меня перехватывает дыхание. С глухим стуком, похожим на тяжелый гул у меня в груди, сапоги падают на пол.
Ничего не могу с собой поделать и все это время думаю, какие части моего обнаженного тела он, вероятно, увидел, когда вломился сюда.
Затем его пальцы тянутся к нагрудной пластине, черный металл сползает после нескольких грубых рывков за привязанные с каждой стороны петли. Он откладывает пластину в сторону, а потом развязывает скрещенные на груди ремни из коричневой кожи, и в ту же секунду шипы на его руках и спине начинают втягиваться. Они медленно погружаются под кожу, поочередно исчезая из вида, а как только пропадают, командир стягивает куртку и вешает ее на столбик палатки.
