В погоне за деньгами и влиянием, Воры нарушат главенство цементирующего их органа — «сходку».
Он отчётливо осознавал, что с приходом частного капитала неизбежно появится в преступном мире новая и очень кровожадная масть, которая вберет в себя все отребье.
На заре Советской Власти, бывшие белогвардейские офицеры, не успевшие бежать из страны, с объявлением красного террора, понимая её гибельность для себя, ушли в подполье, объединились в шайки, прозвали себя жиганами и стали брать банки.
Так было! История повторяется. Но теперь в эту новую масть вольются бывшие офицеры, афганцы, спортсмены — все те, кто захочет жить вольно и красиво за чужой счёт. А то, что Воры — лидеры криминального мира, это их не остановит. Наоборот — словно быки на красную тряпку, они попрут на Воров.
Что же станут делать Воры в такой ситуации? На кого они обопрутся? Кто им подставит плечо? Чтобы обрести реальную силу на воле, «люди» найдут общий язык и станут взаимничать с «отморозками». Начнётся вакханалия, кровь, грязь, в Воровской орден вольётся «перхоть», по «нутру» далёкая от «людского».
Вот что ожидало впереди! Васька прикрывал веки и отчетливо видел рождавшиеся перед его взором отвратительные картины.
Если «сходка» утратит своё влияние, тогда конец, всему конец. Зря тогда мы гибли в «сучьей войне», напрасно шли под «пыж», загибались в «крытых» и в «штрафниках». И моя жизнь тогда к чёртовой матери прожита напрасно. Не выдерживая напряжения, Васька склонился к покрытой «шубой» стене боксика и стал методично бить головой по ней, пытаясь отогнать от себя отвратительные, мерзкие картины.
Он был человеком сильной воли и мог управлять своими мыслями, иначе давно бы сошёл с ума от многолетнего пребывания в камере.
Васька решил окунуться в воспоминания. В его жизни была отдушина — это словно залитая лучистым, золотым солнечным светом лужайка, поросшая высокой, сочной, изумрудной травой, на которую хотелось лечь, раскинув руки и устремить взгляд ввысь, на белые, безмятежные облака.
Лужайку это звали Зоя! Зоя! Ему нравилось произносить это имя, в нём была его молодость и в нём была большая, сильная и чистая любовь.
Когда ком подпирал к горлу и становилось невозможным дышать, когда «мусора» замуровывали наглухо, лишив его фамилии и имени, в заледеневших стенах, в полутьме, без света божьего, он переносился на эту спасительную опушку, где наперебой пели соловьи и там мысленно обнимал золотоволосую женщину, с самым прекрасным на свете именем — Зоя.
