Ночью лунной вошел Подкова в «сучью» камеру…
И «прибрал».
Три души… отправил в ад.
Так было!
Год заканчивался 1953!
Вождь ушел!
Сталин!
Великий Усатый!
Траур по всей стране!
Страна в шоке…
Фабрики гудят!
Заводы гудят!
Паравозы гудят!
Пароходы гудят!
Страна замерла!
Тройка карликов разделили власть.
Амнистию затеяли.
Затрещал ГУЛАГ по швам.
Карлаг тоже.
Потянулся люд преступный…
Загулял!
Загромыхали сейфы…
Лабазы…
Эх! Дери-бери!
Гуляй рванина!
От рубля и выше!
Кто кого сгреб…
Насиловали на вокзалах…
На рельсах…
Финки мелькали сполохами молнии.
Искали жертву.
Находили.
Малолетки из лагерей…
Шкодники!
Ни Бога не боятся…
Ни черта!
«Мамки» поехали с Карлага.
С нагулянными.
Тюремными.
Розовыми.
Малышами.
И его из «особого» лагеря повезли на Воркуту!
Из «столыпина» он ушел на «рывок»…
Да не ушел.
Принесли тело к эшелону.
А душа где-то в небе болталась.
Не сразу вернулась.
Не хотела возвращаться.
На Землю.
В зону.
К грехам.
Но вернул Бог!
— Иди назад — сказал…
Нахлебаешься!
Шкуру будут сдирать.
На ремни полосовать.
На «дыбе» подвешивать.
Во мраке держать.
Протухшую баланду будешь лакать.
Молись раб!
Господу!
Царю своему!
Отмолишь, заберу.
И вот!
С тех пор!
С тех самых пор!
Лагеречки стозвонные…
Вдоль и поперек!
Поперек и вдоль!
Бусинки стеклянные — лагеря… нанизанные на веревку Судьбы!
А, закроешь глаза, — детство…
Битюг тянет телегу.
Красноармеец с винтарем самогон хлещет.
— Дай картохи!
— Паш-шел отсюда, щ-ще-нок..!
Хвать несколько картофелин и деру.
— Ах, с-су-чок!
Дум!
Выстрел, точно обухом о стылую березу…
Зато картохи в руках.
Мамку подкормить.
Сеструх обоих.
Так, было в войну…
Черт был братом…
«Угол» так «угол»!
Карман, так карман!
Хворой матери шаль…
Слезы в глазах.
От счастья!
Сынок заработал!
Юнец еще…
Но, кормилец!
А, как в «домзак» со сроком! — распахнулись глаза.
Счастье выжухло.
Поздно, мамка!
Поздно милая.
Родная моя!
Я теперь — Чапаенок.
Будущий Вор.
В девятнадцать Бриллиантом нарекли.
Над собой «Закон» воздвиг.
Тюрьма — Мать родная!
Не забуду Мать родную!
Эту клятву в сердце.
И на грудь… синюю.
Косыми буквами.
Все дальше… и дальше…
Астрахань… мать, сестры…
Огромные полосатые арбузы…
Разбросанные по степи…
До самого горизонта…
Далекого…
Что со степью сливается.
А дорога завивалась…
Свивалась…
Да, скручивалась…
Кольцами Дьвола.
Вход есть — а выход…?
Вход — рупь!
А выход — два!
Но сестре Жене писал.
Верно.
Исправно.
Эту связь он не порвал.
В нарушение Воровского Закона…
Ее писем ожидал.
Читал их — «голубки» нежные.
Гладил рукой.
Нюхал украдкой.
Порой целовал.
Слезы вывертывались.
