Брунетти последовал за женой по этому лабиринту из коридоров и комнат, который однажды будет принадлежать ей. Комиссар задумался. Интересно, сколько нужно слуг, чтобы поддерживать в порядке такой огромный особняк? Как они здесь прибирают? Он не знал точного количества комнат и не позволял себе спрашивать об этом у Паолы. Двадцать? Больше, наверняка их больше! И как все это отапливать? А еще эти новые налоги на жилую недвижимость… Его зарплата вряд ли покроет все расходы. А вдруг однажды выяснится, что он работает ради содержания семейного особняка, а не, собственно, семьи?
Брунетти вернулся в реальность: они с Паолой как раз вошли в гостиную. Конте Орацио Фальер стоял у окна, глядя через канал на Палаццо Малипьеро-Капелло[67]. Контесса Донателла сидела на софе с бокалом просекко. Брунетти знал, что это именно просекко, потому что однажды конте обрушился с критикой на французские вина, заявив, что не потерпит их у себя в доме. К тому же на его виноградниках во Фриули[68] производилось одно из лучших просекко в регионе, – по мнению самого Брунетти, оно выгодно отличалось от многих сортов игристого вина, что ему доводилось пробовать.
Несколько лет назад конте перенес микроинфаркт и с тех пор встречал зятя поцелуями в обе щеки вместо формального рукопожатия. Манеры Орацио Фальера смягчились не только в этом: он стал ласковее и снисходительнее к внукам, реже подшучивал над «крестовыми походами» своего зятя (его собственное саркастическое определение), а трепетная любовь, с которой он относился к жене, стала заметнее.
– Ah, bambini miei![69]
Восклицание, которое вырвалось у конте при виде дочери с зятем, удивило Брунетти. Означает ли это, что через двадцать с лишним лет Орацио Фальер наконец принял его как сына? Или это всего лишь вежливое приветствие?
– Надеюсь, вы не очень расстроитесь, если мы поужинаем в узком семейном кругу, – продолжал конте, направляясь к дочери и зятю.
Он обнял за плечи и притянул к себе сначала Паолу, а потом и Гвидо, после чего подвел их к жене, и оба наклонились, чтобы поцеловать ее.
Паола уселась рядом с матерью, сбросила туфли и подобрала под себя ноги.
– Если бы вы предупредили, что мы будем одни, я бы не надевала это платье. – И, указывая на Брунетти, добавила: – Но я все равно заставила бы Гвидо прийти в этом костюме. Красивый, правда?
Тесть окинул Брунетти оценивающим взглядом и спросил:
– Ты заказывал его здесь, в Венеции?
Как ему удалось определить, что костюм сшит на заказ, а не куплен в магазине? Это был один из тайных масонских талантов, которыми обладал граф Фальер и ему подобные, а еще – великолепное социальное чутье, позволявшее конте весьма корректно разговаривать как с почтальоном, так и с собственным адвокатом, не оскорбляя собеседника ни излишним формализмом, ни фамильярностью. Возможно, в семьях с восьмисотлетней историей хорошие манеры переходят по наследству?
