Марка Теренция Варрона – трактат, который, по подозрениям Брунетти, вообще никто никогда не читал.
Полкой ниже – пьесы, но между Федрой Сенеки и Комедиями Плавта стояла книга куда более старая, нежели современные издания. Комиссар снял ее с полки и тут же отметил про себя, как удобно легла она в руку. Черный сафьяновый переплет, передняя и задняя части обложки – скорее всего, деревянные, на корешке – три рельефные поперечные полоски[110]. На обложке – тиснение золотом в виде тонкой прямоугольной рамки, а в ней – двойная окружность с заключенными в ней именами авторов: КАТУЛЛ, ТИБУЛЛ, ПРОПЕРЦИЙ. Неуклюже перебирая пальцами в полиэтиленовой перчатке, Брунетти открыл титульный лист с датой и местом публикации. Лион, типография Себастьяна Грифия, издано в… (Брунетти перевел римские цифры в более привычные, арабские) 1534 году.
Комиссар положил книгу на сиденье кресла и вернулся к шкафу. Взял еще один томик, стоявший в том же ряду, но чуть дальше, и открыл его. Судя по титульному листу – «Трагедии» Сенеки. Брунетти перевернул страницу, опять-таки не без труда, и тут его ожидало эмоциональное потрясение, – как обычно, когда он сталкивался с прекрасным. Стараниями иллюстратора инициал[111] N, казалось, ожил, и от него в обе стороны, словно обтекая текст, протянулись гирлянды из крошечных цветов, красных, золотых и синих, – казалось, они были нарисованы лишь вчера! Внизу страницы цветочные гирлянды, встретившись, исчезали под гербом с изображением двух вздыбленных львов, а затем устремлялись к корешковому полю страницы, чтобы подняться по нему к инициалу. Брунетти пришлось наклониться, чтобы прочесть текст: NISI GRATIAS AGEREM tibi, vir optime. «То есть автор благодарит какого-то хорошего человека», – перевел про себя комиссар. Что ж, может, Энрико Франчини и прав – умение переводить с латыни вовсе не дисциплинирует ум.
Поместив книгу поверх первой, комиссар убедился в том, что на этой полке имеется три похожих томика, а на нижних – еще больше. В самом низу лежал горизонтально крупноформатный фолиант, и Брунетти наклонился, чтобы взять его. Тацит, первые пять произведений. Комиссар положил книгу на спинку кресла, раскрыл ее и невольно вздрогнул, увидев на полях пометки, сделанные чернилами. Он перевернул несколько страниц. Ему уже доводилось читать это, правда, на итальянском. Брунетти все еще мог перевести словосочетания и даже целые предложения, но прочесть весь текст на латыни ему не удавалось. Слишком много лет прошло, слишком недисциплинированным стал его ум… Комиссар попытался расшифровать рукописные пометки, но почерк был чересчур затейливый, и вскоре он сдался.
