Дедушка тоже лег. Только было непонятно, спит он или нет, на всякий случай Алиса прошла на цыпочках.
Мать при лампе штопала чулок. Зажженная летом лампа и керосинный запах непривычны Алисе.
— Закрой, детка, ставни!
В войну Густав смастерил дощатые щиты, прикрепил к стенам скобы, державшие поперечину. От столь крепкой брони, закрывавшей хрупкие стекла, возникало чувство надежности и становилось уютнее.
— Ложись спать!
— Не хочется.
Алиса открыла шкаф и достала с верхней полки стереоскоп и коробку со снимками.
— Что собралась делать?
— Немного посмотрю.
Эрнестина только покачала головой.
Алиса родилась и первые восемь лет жила вдали отсюда, в лесистых горах. На снимках была запечатлена страна ее раннего детства: в приисковом городке, где тогда жили Курситисы, они дружили с фотографом. Иван Никитич был фотографом не только по профессии, но и по призванию. Он увековечивал все, что казалось ему достойным внимания, делал не только обычные, но и стереоснимки, бывшие тогда в большой моде. Если прижаться лицом к бархатному ободку окуляра, снимки, благодаря четырехугольным линзам, оживают, обретают глубину и четкость, — кажется, вот-вот на озере закипят волны и в лицо ударят брызги. Но водяные капли неподвижно висят в воздухе, сверкают волны. Снимков было около сотни. Они воскрешали в памяти канувшее в прошлое, недоступное, оцепеневшее.
На многих снимках была и Алиса. Вот она в чепчике и белом платье сидит на плетеном стуле. Рядом мама. В широкополой шляпе с пучком искусственных цветов и шелковой лентой. Сбоку стоит отец в черном котелке, с окладистой бородой и цепочкой к часам на жилете. И почему-то с очень насупленными бровями. По другую сторону, опираясь на роскошную резную трость, улыбается швед Лундборг. А за ними — огромная пальма, лианы, филодендроны и стройная колонна, подпирающая высокую стеклянную крышу. На одном снимке Алиса у фонтана, на другом вся семья в горах перед скалистой пещерой, на третьем — сынишка Ивана Никитича, усаженный на горшочек, потом полураздетые девицы, крестьяне с лошадьми, пестрая рыночная толпа, канатная дорога, по которой скользят вагонетки с рудой, и так далее.
Что помнила бы Алиса из своего детства, не будь этих снимков? Наверно, все было бы туманнее, таилось в глубинах души. Эти первые восемь лет так отличались от дальнейшей жизни Алисы, что порою казалось: их вовсе и не было, словно она все прочитала в какой-то книге или подсмотрела на этих картинках. Никогда она не вернется в далекие синие горы, и именно поэтому оставшиеся черно-белые фотографии обретали особую яркость, делая ее первые годы жизни чем-то непостижимым и прекрасным.
