На другой день Густав и Алиса рано утром вышли из имения, чтобы вовремя добраться до станции. Густав вчера попросил бричку у госпожи Винтер, но та отказала — на пасху она лошадь за деньги дала новохозяевам — и сказала Густаву:
— Если у вас на дороге лошадь отнимут, сможете вы возместить мне убыток?
Густав и Алиса говорили мало, а очутившись в большом лесу, умолкли совсем. Погода испортилась. После двух чудесных дней заморосил дождик.
— Пройдет, — успокаивал себя и Алису Густав.
Но дождевые капли все тяжелели, и оба, пока пришли на станцию, промокли до нитки. Алиса в луже смыла с ботинок грязь.
— Ты промочила ноги, — сокрушался Густав.
— Немножко.
— Как бы не заболела.
— Мне-то что, буду в вагоне сидеть, а тебе вот еще обратно идти.
Они стояли друг против друга под навесом и, согретые ходьбой, не чувствовали пока сырости.
— Ты не сердишься, что я приехала?
— Почему?
— Столько времени отняла у тебя. Почти два дня.
На перроне пузырились лужи.
— Это так быстро не пройдет, — сказал Густав, словно не расслышал дочь.
— Ты грустный, папочка.
— Я?
Они пришли рано, до отхода поезда оставался еще целый час.
— Тебе надо бы идти.
— Ничего, успею.
— Со мной ничего не случится.
Он уставился на пузыри в луже.
— Ну, ладно. Раз ты считаешь, то… Передавай привет!
— Спасибо.
Алиса смотрела, как под дождем, втянув голову в плечи, уходит Густав, и вдруг поняла, что о главном и не поговорили. Отец не спросил, как они с матерью в то утро нашли записку и как мать отнеслась к его отъезду.
— Папочка!
Густав не слышал. Он был далеко, и Алисе не хотелось громко кричать. Она кинулась за ним, затем остановилась. По улице с грохотом приближалась телега, пьяный возница, зло ругаясь, хлестал кнутом лошадь.
Когда Алиса посмотрела на тротуар, отца уже видно не было.
Вернувшись домой, Алиса несколько дней ходила подавленная, рассеянная, но однажды встала совершенно бодрая и сказала:
— Мама, я поеду жить в Граки.
— Что ты там делать будешь?
— Отец один.
— Детка, ты сама не понимаешь, что говоришь.
Алиса промолчала.
Но засевшая однажды в голове мысль не давала покоя. Алиса все снова говорила о поездке к отцу, пусть ей позволят хоть недолго, хоть месяц пожить в деревне.
— А кто тебя кормить будет?
— Сама буду готовить. И потом, я ведь буду работать.
— Детка, блажь это.
И все-таки Эрнестина уступила. Послала Густаву письмо, чтоб ждал их в гости и позаботился о кровати для Алисы, о кое-какой кухонной утвари. Алиса сшила оконные занавески, и в одно погожее майское утро обе отправились в дорогу.
