И влюбленными глазами оглядывал пшеницу.
— Озимые начинают звенеть.
Звенеть — значит хорошо взошли, перезимовали и весной, щедрой на теплые дожди и на солнце, рванулись в рост.
Отзвенев, волнами заходила рожь. И снова легкий вздох отца — хлебороба, для которого ничего в жизни не может быть более святого, чем пахать, сеять, молотить.
— Скоро, сын, жатва.
Сам любил жатву и хотел, чтобы и сын полюбил это удивительное время года с розовыми рассветами и короткими ночами.
…Они с мамой возят снопы к молотилке, а бригадир Иван Мовчан поднимается к барабану. Над молотилкой стоит золотистое облако. Вот подъехали они с мамой к машине, вот он уже видит выцветшую сорочку бати-барабанщика. Батя на минуту оглядывается, кивает им, усмехается. В защитных очках, весь в пыли. И снова подхватывает сноп, бросает его в пасть барабана. Барабан люто щелкает зубами, пережевывая солому… А когда, чихнув, останавливался утомившийся паровик, усаживались под скирдой. Умытый, посвежевший от холодной воды, батька хитро подмигивал Грише: «Поборемся?» И они боролись в душистой соломе, пока мама притворно строго не выговаривала:
— Хватит, хватит вам, молотильщики! Солому на мякину перемелете.
Батька тоже притворно сдавался, подняв руки, и смешно говорил маме:
— Не буду, больше не буду. Сдаюсь!
— Оба вы шалопуты, — говорила мама и смотрела на мужа и сына так нежно, с такой радостной улыбкой, на которую способна только она.
— Вот так нас, мама… Спасибо ей…
— Ешьте уж. А то, скажешь, не шалопуты? Что старый, то и малый: подняли возню, как застоявшиеся жеребцы!
Грише страшно нравилось, когда отец боролся с ним, или, как мама говорила, «впадал в детство».
— Ну-ка, борцы, ешьте…
И они втроем обедали. Какие это были вкусные обеды! Свежие помидоры и малосольные огурцы, молодая картошка. А еще уха из общего котла. За ухой мама всегда посылала Гришу.
Сколько потом нарассказывает внук своей бабусе про жатву!
Не будет уже такой жатвы. И не услышит он больше: «Поборемся?» И мама не скажет притворно гневно: «Хватит, хватит вам, молотильщики…»
Ничего этого не будет…
Будет тихонько журчать Ревна, будут гоготать гуси, солнце жаркое будет стоять в небе… А отца не будет…
Митька растерянно кашляет.
— Давай, Гриша, напишем в райгазету заметку…
— О чем напишем?
— На фронт попросимся.
— Не возьмут нас…
— Вот Пилипко какой был малыш, а помогал красноармейцам. А у тебя отца убили… Возьмут. Помнишь, мы читали с тобой о пограничниках? Сябр убитого бойца письмо написал какому-то начальству. А оно сказало: «Пусть служит сябр на заставе, где служил погибший герой».
