Прямо не верится даже, что это Горця помог ему. Григораш изменился решительно во всем. Берет в библиотеке русские книжки. Читает. И задачи, которые задает Андрей Михайлович, теперь уже решает самостоятельно. Из дома не выйдет, пока не приготовит всех уроков. Задачи проверяет он сам, Штефэнукэ, хотя, по правде сказать, не очень-то в них силен. Но зато он, по крайней мере, видит, что у Григораша получаются те же ответы, которые указаны в задачнике. По вечерам Григораш с Горцей и теперь часто занимаются вместе. Сердце радуется, глядя на них.
— Нет, напрасно Андрей Михайлович говорил мне, чтобы я прогнал Горцю, что он только портит Григораша …
— Неужели он вам так сказал? — возмущаюсь я и сейчас же спохватываюсь. Спокойнее, Степан Антонович!
Штефэнукэ догадывается, что о последнем не стоило мне рассказывать. И он бьет отбой:
— Да нет, не совсем так… Андрей Михайлович говорил, что Григораш сам бы справился.
Да, директор без зазрения совести готов помешать самому доброму делу, лишь бы поставить на своем. Не любит он Горцю!
Педагогический совет должен начаться в пять часов. На повестке дня итоги первой четверти. Это дает возможность обсудить все вопросы школьной жизни.
Прихожу в учительскую немного раньше назначенного времени. Еще не все учителя собрались. Владимир Иванович просматривает какой-то журнал. Делает вид, что не замечает меня. Санда Богдановна сидит на стуле у окна. Она бросает в мою сторону злой взгляд. Интересно, за что она изволит сердиться? Уж не за то ли, что, когда она отказалась преподавать в партийной школе, я ей открыто, в глаза, сказал: «Школа и без вас будет существовать!» Ведь не похвалить же ее следовало!
У Михаила Яковлевича хорошее настроение. Поет «Расцветали яблони и груши», аккомпанируя себе на гитаре. Завидев меня, кладет гитару на стол: есть, мол, дела поважнее.
— Степан Антонович, знаете последнюю новость? — с серьезным видом спрашивает он меня. — Школа получила повестку.
— Какую повестку? — удивляется Санда Богдановна.
— Да. Владимиру Ивановичу немедленно явиться в парикмахерскую. Побриться.
— Фу, глупости какие! — отворачивается Санда Богдановна. — Нашли время для шуток!..
На Мишу, своего бывшего ученика, Владимир Иванович никогда не сердится. Шутка даже развеселила его. Он проводит рукой по своей серой щетине на щеках, смеется:
— Что с ним сделаешь, Санда Богдановна? Малыш!
«Санда Богдановна»… Меня Владимир Иванович все еще не хочет замечать…
Малыш…
