Саеджиу дали земли, из той, что отняли у кулаков. Он женился на свояченице Андроника Ники и начал хозяйствовать. Человек — как человек словно, только не разберешь его что-то. То молчалив уж очень — слова из него не вытянешь, то вдруг разговорчивость на него найдет такая, что все только дивятся. Но ведь это небольшой грех. Зато он, Саеджиу, с самого начала стал убеждать всех: давайте устроим колхоз. И на собраниях об этом твердил, и когда случайно с кем-нибудь встречался, и когда в районе бывал. Только и слышишь от него: колхоз, да колхоз!
В 1947 году в селе был организован первый колхоз. Тогда-то Саеджиу и выплыл на поверхность: «могу быть счетоводом».
— Нельзя сказать, что он плохо работает, — заканчивает Оня свой рассказ. — И все-таки не по нутру мне этот человек.
Но почему же? Оня пожимает плечами: не по нутру — и все тут.
Начинает смеркаться. Медленно поднимается полная бледная луна. В лиловом тумане сумерек слабо мерцают звезды. У одного из шалашей из большого чугуна валит пар. Здесь собираются колхозники, трактористы. Вот мимо проходит девушка в комбинезоне. Она поет песню, и ее сильный голос наполняет собой долину. Хотя слова доходят до меня не совсем отчетливо, я все-таки улавливаю, что в песне поется о парне с волосами, черными, как вороново крыло, который победил дракона Гитлера. Витязь вернулся домой, колхоз прославляет его, и теперь он выбирает себе невесту.
Уже больше часа работаем мы с Горцей над газетой. Материала хоть отбавляй. У каждого колхозника, у каждого тракториста есть, что порассказать. Некоторые даже сами написали заметки. Остается только отредактировать их. Горця рисует. Я читаю собравшимся очерк из «Правды» о Куйбышевской ГЭС. В этом очерке рассказывается о строительстве станции и описывается, как она будет выглядеть через пять лет. Перед нашими глазами возникают города, утопающие в электрическом свете. Бескрайние, насыщенные влагой поля. Море склонившихся до земли тяжелых золотистых колосьев…
— Вот бы и у нас такое сделать, право слово!.. — вслух мечтает Оня Патриники. — У нас, во Флоренах.
— Ха-ха, — смеется Андроник Ника. — На нашем Реутушке?
— А что, думаешь, нельзя? — возражают ему несколько голосов.
Горця приносит нашу полевую газету и прикрепляет ее к дереву около шалаша. Все бросаются к ней. Большая карикатура в центре и несколько заметок, написанных карандашом, неровным, детским почерком.
Митря Пасэре, пожилой человек с коротко остриженной бородой, читает выведенный крупными буквами заголовок: «Паши так, как пашет дядя Митря!» Усмехнувшись в бороду, он смущенно и недовольно отходит: не для того, мол, хорошо работаю, чтобы меня в газете похвалили.
