На самом деле, ему не слишком хотелось убивать Аламара. Вернее, он планировал его уморить, но чуть позже, когда придет чувство насыщения местью. Даже не за ошейник, который инквизитор застегнул на шее принца, нет. Мстить хотелось за то, что мастер Нирс всегда был на стороне паршивца Маттиаса, которого-то и отцом язык не поворачивался назвать.
А тут змеюка Льер, не знаешь, чего от нее ожидать. Сейчас она приказала Шану убить Дани, завтра найдет желающего перерезать глотку королю. По-хорошему, надо от нее избавляться, но проверять правдивость ее слов не хотелось…
— Глаза б мои ее не видели, — пробормотал в сердцах Ксеон.
И замер, не веря собственной удаче. Рассудок зацепился за невольно оброненные слова, и Ксеон даже сам испугался той мысли, что внезапно пришла в голову. Идея была отвратительной, что уж там, но разом рубила весь этот чересчур запутанный узел. Ксеон хихикнул. Пустой коридор ответил писклявым эхо.
— Мэтр Фильрим? Следуйте за мной, — он поспешил дальше по коридору, сворачивая в знакомую уже галерею, — надеюсь, вы прихватили с собой инструменты?
— Да, ваше величество, — ответил палач, и Ксеон невольно передернул плечами.
Голос у мэтра был глухим и совершенно безжизненным, словно по темному коридору сейчас шел за королем оживший мертвец.
Ничего не изменилось в камере, где был прикован к стене бывший верховный инквизитор, но Ксеону отчего-то показалось, что запах осенних костров стал ярче, насыщенней.
«Восстанавливается, сукин сын».
По-прежнему ничего не было видно из-за лохмотьев жирного мрака, что выпускали артефакты Мельхольма, но Ксеон, как только вошел в камеру, сразу услышал позвякивание цепей о камень. Похрустев пальцами, Ксеон остановился у дальней от сгустка мрака стены. Почему-то он все время ожидал, что инквизитор попросит пощады, что будет умолять если не сохранить жизнь, то хотя бы убить быстро и милосердно, но… Аламар упорно отмалчивался. Спросил только, не мучает ли совесть — а она не мучала. Только один раз король Маттиас приснился, да и то, во сне Ксеон ругался с покойным родителем, не испытывая ни малейшего раскаяния.
— Ну, как ты тут, дружище? — спросил Ксеон в темноту.
Молчание.
— А мы тут давеча с Дани вспоминали о тебе. Знаешь, она не может даже имя твое произносить без содрогания. И как только выдержала все это, бедная девочка? Аламар, зачем ты, чудовище, на ней женился?
Снова тишина. Даже цепи перестали позвякивать.
Ксеон прислушался, и ему показалось, что он расслышал тяжелое, хриплое дыхание инквизитора.
