Но ведь не спросить вот так, напрямую. И она просто молчала. Это было легко, молчать, потому что страх сжимал на горле костлявые пальцы и ледяным дыханием оглаживал шею и плечи.
Неизвестность пугала, замораживала и лишала сил.
Дани пыталась думать — и не получалось.
Пыталась врать Ксеону, умалчивать о своем Даре, как приказывал Аламар. Думала, что принц раскусит ее сразу, но надо же — поверил…
А еще Эльвин Лаверн. Не ожидала такого предательства. Эльвин обманывал ее, обещая привести к живому Аламару, а привел к принцу, вернее, к королю теперь. Да еще и это «я всегда был предан его величеству»… Выходит, Аламару лгал? Приходил к ним в дом, высматривал, шпионил, добродушно улыбался и бессовестно лгал?
Она вздохнула. Отчего-то предательство Лаверна отзывалось в груди, кололо шипом, словно выдернули из нее что-то важное, с болью, в кровавых ошметках — и бросили на пол, растоптали.
Дани понимала, отчего это. Когда-то, в замке Энц, она доверяла Эльвину более, чем кому бы то ни было, а оно вон как повернулось…
«Что же делать?»
Оглядевшись, Дани кое-как осознала, что по-прежнему сидит на краю кровати в роскошной спальне. Как вышел из комнаты Ксеон, так она и уселась, ноги не держали. Хотелось пить, и немного мутило от голода. Дани увидела у стены белый, в позолоте, столик. Там призывно поблескивал хрустальный графин с водой, а на большом блюде красовались прозрачно-зеленые кисти винограда. И это посреди зимы!
— Что же мне делать? — прошептала она.
Едва ли не впервые в жизни захотелось помолиться Всеблагому, чтобы подсказал, наставил на верный путь. Дани покачала головой. Сидя на острове, в замке, она насмотрелась на молитвы отчаявшихся, а еще раньше — на улице. Иногда крысы тоже молились, особенно когда умирали от грудной лихорадки или от ран. Молитвы не спасли никого… Дани поджала губы. Что ж, она справится. Главное, никому не сболтнуть лишнего…
Напившись и отщипнув несколько виноградин, Дани почувствовала себя гораздо увереннее. Теперь мысли крутились в голове размеренно, как шестерни в теле механоида.
«Да, Лаверн меня предал, — размышляла Данивьен, расхаживая по просторной комнате и разглядывая лепнину на потолке, разноцветные, с позолотой, букетики полевых цветов, — Лаверн предал нас… но что ж с того? Я ведь и сама подумывала над тем, как убить Ксеона. Для этого нужно было оказаться во дворце… И вот теперь я здесь. Осталось только придумать, как отомстить — за себя, за Аламара, за всех тех, кто погиб»…
