— Я еще вернусь, — зло прошептал Ксеон.
Он наклонился, полоснул распростертого на полу инквизитора по горлу, а затем выскочил за дверь и помчался по коридору к лестнице.
* * *
Данивьен понятия не имела, сколько она просидела вот так, под густой кроной магнолии, обхватив за шею Розетту и перебирая пальцами металлические чешуйки. Сперва она терпеливо ждала, и все время возвращалась к тому неприятному моменту утром, когда напомнила Аламару об их трудном прошлом. Он тогда дернул щекой, как будто она его ударила. Наверное, ему и самому не очень приятно вспоминать все это. А она снова напомнила. Не специально, просто так получилось, и от этого тяжело и горько им обоим.
Когда все закончится, мечтала Дани, они заживут совсем по-другому. Как это — по другому — она уже понимала, Аламар закрыл дверь в собственное прошлое и открыл другую, в их счастливое настоящее. Когда все закончится… Она попросит Аламара, чтобы жили в ее доме, потому что возвращаться в мрачный особняк не хотелось. Да и Ньями… вряд ли у них получится жить в мире и любви. А потом… Когда все уляжется окончательно, родится ребеночек, и это будет обязательно мальчик, пухленький, белокожий, с мягкими розовыми ладошками и пятками. У Дани еще не было детей, но почему-то своего младенчика она представляла именно таким, щекастым и хохочущим. Аламар будет брать его на руки, подбрасывать вверх, а она испереживается, как бы не уронил и не напугал дитятю…
Потом Дани спохватилась и перепроверила механоидов, тех, что во дворце. Ее-то и взяли сюда именно для того, чтобы в тот момент, когда Ксеон перестанет контролировать бессмертную армию, она могла бы перехватить управление и тем самым спасти город от погрома.
Данивьен не могла видеть их, несчастных, подневольных, но очень хорошо чувствовала их привязку к Ксеону. Один механоид — она не могла пока сказать, который — был даже связан с хозяином настолько крепко, что даже окажись Ксеон без своего Дара, механоид по-прежнему остался бы с ним.
«Значит, пока все в порядке», — решила она и вернулась к своим размышлениям о будущем.
И в который раз ей захотелось взять в руки сухую ладонь Аламара, приникнуть к ней щекой и сказать те самые, заветные слова, которых он так ждал. А потом она бы приносила ему кофе, когда он работал дома с бумагами, и укутывала бы плечи мягким пледом. Сама бы сидела рядом на полу, положив голову на колени, и чтобы горячие пальцы медленно и ласково перебирали ее локоны.
