— Да не вопрос, — сказала Хельгерда, — мне как раз не помешает помощница. С мехами столько возни, надо постоянно следить, чтобы артефакты были заряжены, не то моль будет пировать.
— Вы… вы правда согласны? — Дани внезапно охрипла, — о, я так благодарна! Вы не пожалеете, клянусь! Я ведь… все умею, все. И готовить, и убирать.
Хельгерда отставила в сторону кружку и чуть заметно улыбнулась.
— Жалко мне тебя, детка. Ты по возрасту как моя дочка… так что…
— А ваша дочка… — Дани запнулась, подумав вдруг, что Хельгерда могла и потерять своего ребенка, и спрашивать об этом даже неприлично.
Хозяйка магазина махнула рукой.
— Да жива она, жива, эта стервь. Наплевала на родную мать и укатила с тем хлыщом, как бишь его там…
* * *
Дани покинула магазин ближе к вечеру и поспешила домой. За спиной как будто крылья выросли: Хельгерда пожертвовала ей шубку, а в карман этой шубки вложила серебряную крону в качестве аванса.
Город начал оживать к вечеру. На улицах появились первые прохожие, кое-кто открыл лавку, так что Дани забежала в булочную и на пол-кроны купила себе яблочный пирог, а потом потратила еще четверть на бутылку молока.
«Ну вот, — думала она, хрустя ледяным крошевом, — все наладится. Я все смогу. Сама».
И тут же мелькнула мысль, что Аламар мог бы ей гордиться — так, совсем чуть-чуть.
Прижимая к груди сверток с продуктами, она скорым шагом пересекла улицу и свернула в узкий проулок, который должен был привести ее к площади Вершителей. В животе урчало, а от пакета с пирогом пахло так, что рот был полон слюны, но Дани твердо решила, что доберется до дома и уже там устроит себе пиршество. С упоением вдыхая аромат свежей выпечки и чувствуя, как слегка кружится голова, она почти бежала вперед, совершенно не глядя по сторонам.
И именно поэтому слишком поздно заметила ловушку.
Она так и не поняла, из какой дыры, или щели вынырнули в проулок две тени. Тощие, оборванные и скалящиеся как смерть.
Они взялись как будто ниоткуда, но уже в следующее мгновение решительно преградили ей путь.
— И куда это спешит такая цыпочка? — заржал первый, и Дани, мгновенно покрывшись ледяным потом. Во рту у него все зубы совершенно гнилые, черные.
— Наверное, несет бабушке пирожки и горшочек масла, — противно хихикнул второй, свирепо сверкнув черными глазами.
Дани чудом увернулась от грязных рук, рванула в противоположную сторону, назад, на площадь — но поняла, что не успеет. Дорога назад уже была перекрыта. И тоже двое, один медленно идет к ней, а второй, огромный как медведь, прислонился спиной к стене и зубочисткой ковыряется во рту.
