Матильда прикусила нижнюю губу.
— Я подумала… Пристройка уже почти готова. Ванная работает, отопление есть.
Покачав головой, Франсуа резко оборвал разговор:
— Нет, здесь жить он не будет! Ведь ты об этом подумала?
Пододвинув к себе стул, Матильда сделала Франсуа знак тоже присесть.
— Послушай меня. Знаю: вначале у меня были некоторые колебания, касающиеся Людовика…
— Некоторые колебания? — возмутился Франсуа. — Ты не хотела, чтобы он стриг нам изгородь, а теперь хочешь, чтобы он поселился у нас!
— Ты прав. Это может показаться внезапным и немного чрезмерным, но посмотрим правде в глаза: он приезжает в восемь утра, чтобы уехать вечером. Парень выглядит таким одиноким, вдали от семьи…
Франсуа счел эту хитрость слишком наивной, но по чуть дрожащим губам Матильды он понял, что та говорит совершенно искренне. Ему не хотелось бы неправильно истолковать ее слова, но последняя фраза должна была означать: «Мы так одиноки, а Камилла так далеко от нас».
— Если он поселится здесь, знаешь, к чему это приведет? У нас больше не будет уединения.
Немного театральным жестом Матильда воздела руки к потолку.
— Какое уединение? Что такого мы делаем целыми днями, что Людовик нам помешает? А если серьезно…
Франсуа несколько секунд молча крутил большими пальцами. Он размышлял о Камилле. Это жилье было задумано, отделано и обставлено для нее, и вдруг они поселят здесь едва знакомого человека! Предложение Матильды чересчур смахивало на временную замену. На что они надеются? Разрушить их уединение и выстроить родительские отношения с парнем, о котором они, в сущности, мало что знают?
— Матильда, мне бы не хотелось, чтобы…
— Чтобы что?
— Это жилье… Мне бы не хотелось, чтобы Людовик там поселился. Это для Камиллы.
Лицо Матильды моментально побледнело. Это имя, произнесенное так громко, упало, будто нож гильотины.
Ее голос сорвался, но в нем не было никакого гнева, всего лишь чувства, которые вышли из-под контроля.
— Мальчик никого не стесняет, — торопливо продолжила она. — Почему некоторые стараются затруднить ему жизнь?
— О ком ты говоришь?
— О Ле Бри! Вот барахольщик! Мне он никогда не нравился. Хотел позвать жандармов, ты только представь себе! И это всего лишь потому, что Людовик осмелился припарковать свой фургончик на краю его владений… Какой зловредный! Думаю, стоит сорвать хоть один колосок с его полей, как он тут же настрочит жалобу. Ты что, слепой, в конце-то концов?
Матильда была вне себя. Ее голос почти срывался на крик. Франсуа сидел будто приклеенный к месту, пока не увидел, что в уголках ее глаз блестят слезы. Он поднялся со стула.
