— Я очень радовалась, — сказала она просто.
— А я уже три замечания получила, — вдруг сообщила я ей ни с того ни с сего.
Она удивилась. Но ни о чем не спросила, только протянула мне стаканчик, чтоб я и ей налила чаю. Я продолжала:
— Все три за поведение. Из них два — от дяди Золи.
— Думаешь, ему это доставило удовольствие?
— Нет, не думаю.
— Считаешь, что он неправ?
— Да нет… Собственно, все три — по заслугам. Особенно если посмотреть на это со стороны.
— Каждый смотрит со стороны до тех пор, пока ты не посвятишь его в свои дела.
Я чуть было не начала рассказывать. Чуть не выложила Тутанхамону все, вот как сейчас тебе. Как бы хорошо было! Но она опять стала листать телефонную книгу и спросила так, что я поняла — она уже и о других делах думает, не только обо мне:
— А дома что сказали?
— Каждый соответственно своему характеру. Я ничего не объясняла.
— А мне сейчас зачем рассказала?
— Чтобы вы не судили обо мне ложно.
Она молча пила свой чай. Половинку лимона вывернула так, что стало похоже на игрушечную шапку. Обмакнула в сахарный песок и протянула мне.
— Мне хотелось бы, — проговорила она задумчиво, — чтобы ты занималась математикой вместе с Андришем Суньогом, Кати Секей и Дёзё Урбаном. На районной встрече у них тоже могут быть хорошие результаты. Все трое очень способные.
— По-моему, тоже.
— Тогда соедините усилия, помогите друг другу, у вас еще неделя.
— Хорошо.
Она странная, Тутанхамон. Я полюбила ее с первой минуты, как только увидела, потому что она говорила со мной тогда так, как говорил, бывало, Тата, а я всегда и во всех ищу Тату. Правда, Тутанхамон походила на него совсем немного, но все же больше, чем кто-либо из новых моих знакомых. Посмотришь на нее и видишь, что она действительно прислушивается к тебе, даже если ты еще не взрослый. Но всякий раз это как-то совсем неожиданно обрывалось: то она спешила куда-то, то ее звали к телефону или она вспоминала о чем-нибудь неотложном. И тогда я даже радовалась, что не успела поговорить с нею по-настоящему, даже с нею: все равно ведь Таты нет больше, и ничего тут не поделаешь, так что уж лучше мне быть одной.
Но, конечно, я сразу же побежала к ребятам и позвала их к себе. Они с радостью согласились.
Дома после обеда я быстренько вымыла посуду. И Тантика и тетя Баби уже спали: они всегда спят после обеда, так у них заведено. Мне готовят обед заранее, мама обедает в больнице. Так что я обедаю всегда одна, а потом перемываю после всех посуду и злюсь на них за это. Правда, никто меня не заставляет, даже наоборот, говорят, что ничего не случится, если посуда подождет до вечера, даже до завтра. Но дома, в Тисааре, Ма никогда не оставляла кухню в таком виде.
