Коридор был пуст. Из-за двери доносились голоса, неистово, будто отстреливаясь короткими очередями, стрекотала пишущая машинка и взахлеб надрывался телефон, к которому никто не подходил.
Не успел Захар сделать и десяти шагов, как увидел появившегося офицера: коренастого, кривоногого, на обветренном, грубоватом лице которого сияла добрая улыбка.
— Пугачев, Семен?! — воскликнул Захар и, забыв о своем стремлении всегда и во всем соблюдать строгое «реноме», широко расставил руки.
Друзья крепко обнялись. С хохотом наподдали друг другу кулаками, как когда-то в юности, встречаясь в родном училище после летних каникул. Они наделали столько шуму, что распахнулась ближняя дверь и рассерженный капитан второго ранга учтиво попросил их «не сходить с ума».
— Извини, что не встретил тебя, — говорил Семен, увлекая Захара за собой на лестничную площадку. — Телеграмму из управления кадров о том, что ты выезжаешь, мы еще позавчера получили. Ну, думаю, удивлю тебя: ты ведь не знал, что тебя назначили на мой тралец. А у «козла», как на грех, мотор скис на полпути. Пока завели, пока доехали до вокзала, тебя и след простыл.
— Так, значит, ты мой командир? — удивился Захар.
— Да-а, — пробасил Семен. — Или не рад?
— Что ты! Да я и мечтать-то об этом не смел!
— Ну, если не врешь, давай лапу, только честно… Признаться, я тебя побаиваюсь. Ты ведь ученым мужем стал.
— Да брось ты, — невесело улыбнулся Ледорубов. — Какой там ученый: один пустой звук. Не повезло мне…
— Ладно, Захарище, ладно. — Пугачев решительно резанул по воздуху ребром ладони. — Оставь воспоминания на вечер. Главное, мы с тобой опять вместе, и нам теперь сам черт не брат.
«Захарище… Как просто и хорошо, — с теплотой подумал Ледорубов. — Только он, Семен Пугачев, может по старой памяти меня так называть. До чего же надоело это вежливое — Захар Никитич или официальное — капитан-лейтенант Ледорубов…»
— Как тебе показался наш комбриг Буторин, — поинтересовался Семен, — законтачил с ним?
— Ты знаешь, — признался Захар, — я не люблю слишком напористых и зычных.
— Ничего, к нему просто надо привыкнуть.
— А помнишь нашего Сливина, Петра Степановича? Умница, большой души человек. И недаром адмиральские звезды получил.
— Это верно, мы его все любили. Веришь ли, некоторые старики-сверхсрочники прослезились, когда он перед всем строем на плацу прощался с нами. Но и у Буторина Николая Ивановича тоже есть свои достоинства. И немалые.
— Поживем — увидим, — сказал Захар, невольно подумав при этом: «А вот о тебе Буторин думает куда скромнее. И чего ты, Семен, так защищаешь его?..»
