— Вечером где вы вчера были? — допытывался Ледорубов.
— Ходил в Дом офицеров на эстрадный концерт, — признался Завалихин.
— В то время как вам не хватило на корректировку каких-нибудь двух часов?
Завалихин смущенно смотрел в иллюминатор и молчал.
«Мальчишка, совсем мальчишка, — без тени раздражения думал о нем Захар, — такого и наказывать-то неудобно — расплачется еще…»
— Разрешите, товарищ капитан-лейтенант? — словно очнулся Завалихин. — Я немедленно исправлю.
— Разрешаю, — ответил Захар, едва сдерживая улыбку. Лейтенант ему все-таки понравился.
Выйдя из рубки, Ледорубов столкнулся с пожилым, невысокого роста, полноватым мичманом.
— Виноват, — сказал он, почтительно уступая Ледорубову дорогу, и представился: — Боцман Глушко.
— А по отчеству? — спросил Захар.
— Семен Потапович, — отвечал мичман, стараясь держаться перед новым начальством более солидно. — С командиром, значит, тезки мы.
— Очень приятно, Семен Потапович. — Захар доверительно тронул его за рукав. — Вот вас-то мне и надо. Хотелось бы посмотреть ваше заведование более основательно. С вашей помощью не мешало бы и людей поближе узнать.
— Всегда рад! — Глушко выпрямился, стараясь подобрать свой кругленький, выпиравший из-под кителя живот.
Они пошли по палубе: Ледорубов впереди, боцман чуть поотстав. Семен Потапович давал пояснения коротко и четко. Несмотря на его некоторую скованность, он вовсе не производил впечатления человека робкого или подобострастного. Ледорубов предположил, что боцман, вероятно, относится к тому типу людей, которые больше показывают себя на деле, чем на словах. Судя по тому, как на него с уважительной опаской поглядывали матросы, можно было догадаться, что характер у боцмана далеко не мягкий.
— Красочки шаровой мало осталось, — жаловался боцман Ледорубову. — А экономить без толку тоже не приходится. Коробочка наша красивой должна быть, как яичко на пасху.
С полубака спустились по трапу на шкафут. Из открытой в надстройке двери, где помещался камбуз, распространялся аппетитный запах. У плиты громыхал бачками высокий, белобрысый матрос в белоснежной куртке и высоком поварском колпаке.
— Это наш чудодей Волдынь Балодис, — не без гордости пояснил Глушко. — До службы работал по высшему разряду в рижском ресторане «Стабурагс». Такого кока на всей бригаде не сыскать. Он такие блюда готовит, что собственный язык проглотить можно.
Ледорубов перешагнул через комингс камбузной двери.
— Как дела на Олимпе? — поинтересовался он, оглядывая просторное помещение.
