В спальне послышалась какая-то возня и… сдавленный шепот. Ледорубов замер, насторожился. «Не может быть…» — уверял он себя, отгоняя недоброе предчувствие.
Запахивая полы халатика, из спальни вышла Тамара. Она остановилась против Захара, глядя на него выжидающе и без страха, как бы говоря: «Да, я вот такая… И ничего не поделаешь…» В ее глазах он прочитал гораздо больше того, что она могла бы сказать. «Вот и все…» — решил про себя Захар и почувствовал нечто вроде облегчения, словно ему вырвали нестерпимо болевший зуб.
— Умоляю, не надо сцен, — сказала она тихо и внятно. — Пусть он оденется и уйдет, а потом поступай как знаешь. Мне все равно…
— И мне тоже, — отвечал Захар, горько усмехаясь. — Кажется, я обещал быть джентльменом.
Не глядя на жену, он прошел в комнату, ступая отяжелевшими, непослушными ногами по ковру.
…Это был Тимофей Грунин. При появлении Захара он залепетал, засовывая галстук в карман узкого клетчатого пиджака:
— Вы уж извините, но так получилось… Собственно, ничего такого… Моя жена уехала на дачу, а домой не попасть: ключ потерял. Пришлось вот тут, у вас на софе, заночевать…
— Да не врите вы, — оборвал его Ледорубов, доставая со шкафа свой чемодан.
— Не верите? Уверяю вас…
— В чем? — И Ледорубов, тяжело глядя исподлобья, шагнул к Тимофею.
Тот отпрянул, закрывая лицо.
Передумав, Захар сказал:
— Не тряситесь, бить не буду. Поздно…
Воспользовавшись моментом, Грунин выскользнул за дверь.
Тамара, войдя в комнату, молча наблюдала, как Ледорубов укладывал вещи.
— Захар, выслушай меня спокойно, — сказала она наконец, — и постарайся понять…
— Уже понял, — бесстрастно отвечал Захар.
— Не дури.
Он продолжал укладывать вещи с той, казалось бы, привычной озабоченностью, с какой люди собираются в командировку или в отпуск.
— Но запомни, — сказала она. — Если ты сейчас уйдешь, то никогда больше сюда не вернешься.
— Согласен.
И он ушел. Перебрался на свою старую квартиру. А спустя три недели скорый поезд увозил его из Ленинграда к месту новой службы.
…И вот снова, как в годы юности, брел Захар по знакомой улочке и мучительно ворошил в памяти прошлое. Отчего-то стало ему тоскливо и одиноко. Захотелось хотя бы краем глаза, хоть издали еще раз взглянуть на Ирину. Захар повернул в сторону базового матросского клуба, который размещался в большом приморском парке.
«Это же глупо, — твердил он себе, шагая по аллее, — за прошлым не угонишься, как ни спеши…» Но его будто подталкивала в спину чья-то властная рука, которой невозможно было противиться.
