– Хорошо, что вы до этого не умерли от собственной руки, – заметил Орест, улыбаясь.
– Судьба уберегла! А знаете, Орест, зачем я хочу посадить этот саженец ночью?
– Лучше принимается? – пошутил Орест.
Но Бакунин ответил серьезно:
– Напротив, итальянский клен очень солнцелюбив. Растет в горах и на открытых солнечных местах. Мы с вами посадим его ночью. Он переживет эту холодную июньскую ночь. Для него она холодная, ведь он – средиземноморец. А утром он увидит солнце. Его счастье просто отложено…
Орест уже вырыл в глинистой почве ямку и посадил в землю маленькое растение с чуть лохматыми серо-голубыми с изнанки листьями – безжизненное и совсем поникшее.
Бакунин продолжил после паузы:
– Да, завтра он увидит солнце. Чуть-чуть подождать. Но примется ли он?
Он дружески коснулся руки Ореста, испачканной на этот раз не краской, а землей.
– Я верю, Орест, что вы увидите итальянское солнце.
– Видно, у меня на роду «отложенное счастье», – рассмеялся Орест. – И знаете, мне даже кажется, что в Италии я предпочту не солнце, а луну.
Ванька принес из колодца воды и полил маленькое дрожащее растение.
– Вот будет о вас память, – сказал хозяин, несколько расчувствовавшийся. – Пойдемте в дом. Слышите? Наш милый корсиканец Лоди что-то уж слишком бурно разыгрался на фортепьяно!
…С весны 1811 года Орест Кипренский жил в Твери, где в это время находился малый императорский двор великой княгини Екатерины Павловны, вышедшей замуж за принца Георга Ольденбургского – младшего сына сестры вдовствующей имератрицы. Принц был назначен генерал-губернатором Твери.
Бывал тут Николай Карамзин, читавший в рукописи «Историю государства Российского», и сам Александр I, привязанный к сестре. Сюда стекались молодые дворяне, например братья Кочубеи, один из которых пишет о влюбленности Кипренского в Екатерину Павловну[57]. Видимо, об этом при дворе ходили слухи. Говорили даже, что он ей признался во время урока рисования[58], но Василий Толбин не решился привести этот шокирующий факт в своей биографии Кипренского. (Сам факт говорит об отсутствии у «звездного мальчика» Ореста дистанции по отношению к сильным мира.)
Пенсиона для поездки в Италию Кипренский тут не получил, но, пожалуй, впервые в такой близи смог увидеть высшую российскую аристократию. И не только увидеть, но и запечатлеть.
Хотя в совете Академии художеств его жительство в Твери будет определено как пребывание при великой княгине Екатерине Павловне[59], он ощущает себя свободным. Никаких парадных портретов! Никакого расшаркивания! Судя по портретам, сановная среда при близком знакомстве мало ему понравилась. Все они были в искусстве дилетантами, начиная от Екатерины Павловны, учившейся живописи у вернувшегося из Италии академика Егорова, до ее супруга принца Георга, перелагавшего «темными» стихами акварели своего корреспондента – немецкого живописца И. Ф. Тишбейна.
