Существует и еще одно важное свидетельство о ранних академических годах Кипренского. Исходит оно от графа Федора Толстого. Он был на год младше Ореста. И принадлежал к числу дворян-оригиналов, вызывающих у своих современников удивление (как герои русской литературы – Онегин, Печорин, Чацкий). Окончив в 1802 году Морской кадетский корпус и сделавшись мичманом (служил в гребном флоте Петербурга), он прямо в этой своей новенькой морской военной форме стал посещать «вольноприходящим учеником» классы Академии художеств.
Надо сказать, что Академия художеств была заведением «закрытого типа», напоминающим «мужской монастырь». Тут не только учились, но и годами жили студенты-академисты, отпускаемые к себе домой только в выходные и праздники.
У Ореста Кипренского родня жила далеко, он ездил на свою мызу Нежинскую очень редко и по особой просьбе – когда там что-то случалось.
Эта «закрытость» сказывалась на характере обучения и на отношении профессоров к «чужакам»: «вольнослушателей» не особенно привечали. А уж в случае с Толстым – так и вовсе его игнорировали. Тут действовала «сословная спесь» навыворот. «Простой» академический состав преподавателей знать не желал этого графа, которому вздумалось (бывают же такие причуды!) побаловаться рисованием. Федор Толстой пишет: «Странное недоброжелательство профессоров к посторонним ученикам меня чрезвычайно удивляло… На меня, первого из дворян, к тому же еще с титулом графа и в военном мундире, начавшему серьезно учиться живописи и ходить в академические классы, они смотрели с каким-то негодованием, как на лицо, оскорбляющее и унижающее их своею страстию к искусству…»[25] В особенности Толстому досаждал важный скульптор Иван Мартос, с насмешкой говоривший, что невозможно одновременно быть графом, военным и художником.
Интересно, что с этим-то Мартосом молодого Кипренского через некоторое время отправят в Москву – в качестве сопровождающего. А Карлу Брюллову, вернувшемуся из Италии в Петербург, выделят роскошную квартиру-мастерскую Мартоса, к тому времени уже умершего. Так прихотливо сплетаются художнические имена и судьбы! Да, и еще мне вспомнился любимый ученик Карла Брюллова – князь Г. Г. Гагарин, ставший прекрасным рисовальщиком и воевавший вместе с Лермонтовым на Кавказе. Сочетание княжеского титула, военного и художника.
Бедный Федор Толстой так бы и не смог как следует обучиться живописи и рисунку в академии, если бы… не Орест Кипренский. Мне кажется, что и в этом случае у Ореста сработал его вечный рефлекс принца инкогнито. Он решил графа «облагодетельствовать».
