. О достоверности этого описания свидетельствует то, что в несколько ином виде оно встречается еще у одного восточного автора, Мухаммеда ибн Ахмеда ибн Ийаса ал-Ханафи, который так пишет о русах: «Есть у них царь, сидящий на золотом троне. Окружают его сорок невольниц с золотыми и серебряными кадилами в руках и окуривают его благовонными парами»
[139]. Судя по времени, в какое Ибн-Фадлан получил от русских купцов данное описание, оно относится к Игорю, отцу Святослава и деду Владимира. Исходя из него, неподвижность верховного правителя Руси, в результате которой он, не касаясь земли, садится и слезает с коня, а также, не покидая трона, сочетается со своими женами и справляет свои естественные надобности, носит явно ритуальный характер. Данная ритуальная неподвижность предполагает ритуальную значимость и самой фигуры великого князя, что подтверждается как добровольным уходом из жизни после его смерти четырех сотен ближайших сподвижников князя, так и окуривание его благовонными парами во втором описании. Об этом же говорит и то, что великий князь, согласно ибн-Фадлану, не правит реально страной, что за него делает его наместник, а просто царствует. Типологически описание положения верховного правителя Руси, каким его рисуют восточные источники, весьма напоминает положение некоторых африканских королей: «Вблизи Кеп-Падрон (Нижняя Гвинея) был король-жрец Кукулу, живший одиноко в лесу. Он не мог касаться женщины, не мог покидать своего дома. Мало того, он должен был вечно сидеть на своем троне и даже спал сидя, так как было поверье, что если он ляжет, то наступит штиль и корабли не смогут плыть по морю. От его поведения будто бы зависело общее состояние атмосферы.
По обычаям, соблюдавшимся в Лоанго, чем могущественнее был король, тем разнообразнее были запреты, которые налагались на него. Они касались всех его действий: еды, ходьбы, сна и пр. Не только сам король, но и его наследник должны были с детства подчиняться подобным запретам, и они постепенно все нарастали.
Не меньше и примеров суеверного страха перед вождем. Жители Казембе (в Анголе) считали своего вождя столь священной особой, что одно прикосновение к нему угрожало им немедленной смертью; чтобы предотвратить ее, прибегали к сложной церемонии»[140]. Реально существовавшая ритуальная неподвижность киевского великого князя во времена Игоря была настолько важна для народного сознания, что, вопреки как исторической действительности, так и законам жанра, была перенесена творцами былин на его внука, ставшего архетипом верховного правителя Руси.
