Он пристроил на колени глиняную плошку с мелкими ломтиками жареного мяса и стал есть. Старуха стояла рядом, — она сейчас напоминала какую-то странную птицу.
— Эх, бабушка, ты и не знаешь, как я люблю по ночам ужинать в поле! Самый аппетит тут…
— На фронте, что ль, привык по ночам едой заниматься?
— Зачем на фронте, — ответил серьезно Петров. — С конями я всю жизнь. Ночью пасутся они, а я приду посмотреть. Да так, бывало, до самого утра и проведешь с ними. Баба моя уж привыкла. Ухожу — она мне всегда кошелку сует.
Закусив, Петров связал аккуратно посуду в узелок, потом чиркнул спичкой, прикрыл пламя ладонями. Огонек на миг осветил его подбородок, обметанный щетиной, крупные, с твердым изломом губы.
— Спасибо, бабушка, — сказал он, пряча в рукав гимнастерки цигарку. Тень старухи колыхнулась, но она ничего не ответила.
Несколько минут оба молчали.
— А ты все ждешь?
— Жду, бабушка.
— Стало быть, твои еще там?
— Где же Им быть. Конечно, там.
Старуха склонилась, подняла узелок с земли, переступила с ноги на ногу и снова замерла.
— Дорога-то совсем заглохла, — сказала она, помолчав. — Никого не слышно. А то все шли и шли. Может, никого и нет там…
— Как же нет, — ответил Петров сурово. — Я же тебе сказал: наши должны появиться. Я за тем и поставлен, чтоб путь указать, куда дальше двигать. Маяк — у нас в армии говорят. Вот я и есть такой маяк.
— Маяк… — Старуха вздохнула. — Значит, будешь ждать.
— Буду ждать, бабушка.
— Ну, ладно, касатик. Я пойду…
Шаги ее глухо зашаркали по траве, и скоро старуха растаяла в темноте. Ночь снова крепко обняла Петрова. Солдат глубоко вздохнул. Снова показалось, будто где-то рядом хрустят кони. В проемах между облаками проплывали маленькие, как точки, звезды. Где-то на горизонте падали бледные фосфорические отсветы ракет, оттуда доносилось тяжелое грохотанье, будто одна за другой рассыпались гигантские поленницы.
Сегодня утром комвзвода, высадивший его на перекрестке, сказал: «Здесь стой. Наши должны проехать — направляй их в Масловку. Вот по этому тракту. С ними и сам доедешь». Вот он и ждет теперь…
Целый день шли по дороге войска: пушки, грузовики, танки, пеших много. Гудела дорога. Пешие с серыми лицами, поблекшими глазами, хмурые. Один подошел к нему, загреб из кисета чуть не половину махорки и, зализывая цигарку, спросил:
— Чего тут торчишь?
— Маяк я. Своих дожидаю, — ответил Петров.
— Своих. — Солдат насмешливо скосил глаза. — Вроде позади нас никого не было.
