Молча сидит на ящике с патронами сержант, пухлая по-детски нижняя губа его оттопырена, резкий подбородок обметало щетиной. Время от времени он кидает взгляд вверх и спрашивает Тарабрина:
— Как там? Ничего?
— Ничего…
Сержант неподвижно смотрит куда-то вниз, себе под ноги.
Но вот сверху доносится голос Тарабрина:
— Сержант, привстань-ка.
Селезнев встает. И тут же разносится его команда:
— Давай по местам!.. Симоненко, сюда! Все на эту сторону, — Сержант волнуется и от волнения кричит: — Тарабрин, смотри за лощиной.
За бугром все еще дымится, но уже слабо. Сквозь клубы дыма видна покачивающаяся башня танка. В уши вливается железный гул, хотя танк далеко. Вот уже вся башня видна, вот и корпус, кресты — танк на бугре.
— Гранаты, ребята, — говорит немеющими губами Селезнев. — Давай быстрей!
Танк, выйдя на бугор, выплевывает несколько залпов в сторону шоссе. Потом не спеша разворачивается, ясно видны на боках черные кресты, он идет через поле в сторону окопа. Сержант не своим голосом командует:
— Симоненко, бутылки!..
Справа и позади рвутся снаряды — железное грохотание все ближе и ближе. Земля от разрывов летит в окоп, жужжат осколки.
— Гранаты, ребята! — повторяет Селезнев спекшимися губами.
Как тянется время.
— Ложись! Ложись!.. — кричит исступленно Селезнев. И сам бросается на дно окопа.
Гул, лязг над головой. В окопе темно. И вдруг снова свет. И тут же над окопом взметнулась чья-то фигура. Это Селезнев, и сразу Шиниязов бросает другую связку гранат. Гул, скрежет, гарь — и взрыв. Отчетливо слышно, как рядом шелестит огонь.
— Симоненко, пулемет! — кричит сержант и строчит из автомата.
Немцы совсем рядом, они огибают окоп и бегут к реке.
«Тра-та-та», — дал короткую очередь Симоненко. Что-то непонятное кричит Шиниязов и не спеша, долго прицеливаясь, стреляет. На другом конце окопа Забелин — он стреляет быстро, после каждого выстрела приседает в окопе и перезаряжает винтовку.
— Меняй позицию! — командует Селезнев и тащит следом за Симоненко диски.
Снова тараторит пулемет. Но немцы близко. Слышно, как они что-то голосят. Их много, и поэтому кажется, будто пулемет стреляет впустую… Красное пятно проступает на плече у Симоненко.
— Гранаты! — снова кричит Селезнев. — Симоненко, давай сюда…
«Тра-та-та…» — стучит пулемет из другого конца окопа, но звук, кажется, идет издалека, пулемет, будто охрип, — «тра-та-та…»
Рядом Тарабрин. Его сухое, опавшее лицо напряжено, глаз не видно из-под насупленных бровей. До Селезнева первого доходит, что Тарабрин посылает выстрелы в сторону лощины. Селезнев глядит туда и замирает: со стороны лощины, все от той же обтесанной пулями березы, к окопу двигаются немцы. Их здесь гораздо меньше, чем на поле. Сколько — Селезневу некогда считать, он только понимает, что меньше.
