Солдат морщится и бросает окурок.
— Мне велено назад сейчас же, — обращается он к Симоненко, — а ты передай сержанту: значит, гранаты и бутылки тут. Ведро я возьму, — он высыпает на траву из ведра консервные банки, мешочек с крупой, подтягивает на гимнастерке брезентовый ремень и, постояв с минуту, снова повторяет: — Сейчас же велено обратно.
— Так чего тут, — делает удивленное лицо Симоненко. — Иди, конечно. Я все передам.
— Ну, смотри, — непонятно о чем предупреждает солдат и, подхватив ведро, ковыляет через луг к тропинке, что тянется вдоль речки.
Оставшиеся молча стоят и смотрят ему вслед.
Первым приходит в себя Симоненко.
— Слушайте, — он морщится и глядит снова на бугор, — сержанту насчет Тони ни слова. Понятно? — Он обводит всех сощуренными глазами. — Слышишь, Шиниязов, — повторяет он громко и опять морщится. — Передай ему, Забелин, не могу я так орать.
Забелин говорит громко, в ухо Шиниязову, тот часто кивает головой.
— Ну, вот, — тоном старшего произносит Симоненко. — А теперь давайте разберем гостинцы, что тут нам принесли. — Он склоняется и выкладывает содержимое из мешков. Гранаты, бутылки, патроны. — Давайте все это, ребята, в окоп, — и сам первый, подхватив несколько гранат, направляется туда.
Тарабрин искоса глядит на Симоненко, в серых, чуть выпуклых глазах его тяжелая сосредоточенность.
— Забелин, — говорит он глухо, — иди помоги, я за тебя понаблюдаю.
Забелин покорно встает и шагает к Симоненко.
— Бери лопату, — командует тот, — здесь надо нишу вырыть. И здесь, — он тычет носком сапога в стенку окопа. — Чтобы под ногами не путались эти игрушки.
Возбуждение овладевает ими. То возбуждение, которое возникает вблизи опасности, когда каждый ясно осознает — надеяться можно только на себя — и когда любое дело, любое действие хоть ненадолго, но приглушает мрачные раздумья. Гранаты, бутылки, патроны — один этот запас смертоносного материала отчетливее всяких слов говорил о том, что им предстоит и какую надежду на них возлагают.
— Ты вот что, — Симоненко дергает за рукав Шиниязова. — Вот проволока. По три гранаты вместе? — Он едва уловимым движением ловко разрывает проволоку, натренированные руки его мелькают. — Вот как, видишь? Вот… — приговаривает он.
Из окопа на бруствер летят комья земли, слышится стук лопаты. Голова Забелина то поднимется над окопом, то опустится. Выбросив несколько лопат, он делает паузу, отдыхает, а после отдыха бросает землю часто-часто. Симоненко, проходя мимо, хватается за голову.
