Последнее слово я выделил, понизив голос до заговорщической интонации.
— На картах раскинуть что ли? — насмешливо спросила она. — Как цыганка? Это тебе надо Рубину попросить, она мастерица этого дела…
— Да нет же… — я сцепил пальцы рук. Похоже, я как–то неправильно веду разговор. Она явно не хочет идти мне навстречу. А мне казалось, что я так хорошо все продумал! Ах да! Она же говорила, что этот маленький говнюк, в смысле я, сдал бы ее служителям Всеблагого Отца… А сейчас я прошу ее, фактически, раскрыться. Сделать для меня такое, за что любой адепт Всеблагого Отца отправить ее гореть на костре. Даже сейчас, хотя со времени охоты на мамячек прошло уже около двух сотен лет. Боюсь, я бы тоже отнесся с недоверием к такой просьбе. — Ты же первая сказала, что я изменился. Я изменился. Как я могу доказать тебе, что говорю правду, а не пытаюсь тебя подставить?
— Никак не можешь, — сказала она и неожиданно шагнула вперед. Она была выше меня, но глаза ее как–то оказались напротив моих. И я понял, что тону в них. Вязкий мрак глубоких черных колодцев затягивает меня куда–то в бездну, как омут тащит тебя на дно. Кажется, я пытался сопротивляться. И даже кричал. Но все мои трепыхания значили не больше, чем желания и чаяния щепки, попавшей в бурный поток.
Знахарка, я думал, да?
Волна древней равнодушной силы захлестнула меня с головой. Воздух как будто вышибло из груди полностью, черная жижа паники почти поглотила меня. Почти.
Я понял, что снова могу дышать.
Ничего больше на меня не давит и не выкручивает меня в разные стороны.
Стремительный поток хтонических сил выбросил меня на песчаный берег и отхлынул.
Я осознал, что лежу ничком и рот у меня забит мелким песком.
Опереться на руки, поднять голову и оглядеться.
Вокруг, насколько хватало глаз, из покрытой ряской и тиной болотной жижи торчали уродливые стволы мертвых деревьев. За моей спиной беззвучно катились черные воды. Касаться этой воды не хотелось совершенно.
— Хи–хи, — произнес дребезжащий надтреснутый голос. — Какой смешной. Решил обжулить судьбу.
Я быстро повернулся. Готов поклясться, что секунду назад там еще никого не было.
А теперь на песке стояло три скамейки, и на каждой восседало по бабке. Это были самые уродливые старухи, которых я видел в жизни. У первой был длиннющий крючковатый нос с огромной бородавкой на конце. Из бородавки в разные торчали толстые волосины. Лицо было похоже на печеное яблоко — такое же коричневое и морщинистое. Эта она говорила. И смотрела при этом одним глазом.
