— От самогона он умер, — уголки губ Соньки снова дрогнули. — И что же за помощь тебе нужна?
— Сонечка, милая, я клянусь, что расскажу тебе все, — взмолился я, глядя на нее снизу вверх. — Только давай не прямо сейчас, а? Если я опоздаю, то…
— А куда делся Пугало? — перебила меня женщина.
— В Петергоф с утра уехал, — брякнул я.
— В Петергоф? — брови Соньки опять сошлись на переносице.
— Да не знаю я, куда он делся! — почти выкрикнул я, позволив эмоциям подросткового тела взять верх над своими. — И мне плевать, если честно. Чем меньше его вижу, тем меньше затрещин получаю. Так я приду к тебе вечером?
— Приходи, — она медленно, как бы нехотя, кивнула. — Только заходи со стороны кухни, а не в главный вход. Вечером у Рубины самая гульба начинается.
— Заметано, — торопливо покивал я, почти выталкивая Соньку за дверь.
— Так ты все–таки знаешь, кто твой отец? — она успела подставить ногу, прежде чем я захлопнул дверь.
— Знаю, — буркнул я. Даже если я сейчас скажу ей свою фамилию, ничего не изменится. Все неприятности моего рода еще не начались. Открывать ей всю правду я не собирался, а вот «бросить кость» было бы неплохо. Так что, почему бы и н сказать ей эту фамилию? Я открыл рот, но вместо человеческого языка из него вырвался громкий вороний грай.
Я захлопнул дверь и привалился к ней лбом. Не хотел показывать Соньке свою реакцию. Сказать, что я был ошарашен — это ничего не сказать. Этого просто не могло быть. Наложенные на меня в будущем чары, никак не могли переместиться сквозь время. А это значит… Я не знал, что это значит.
До слона, котельной с четырьмя могучими трубами на Фонтанке, я добрался без приключений. Лошадка понуро волокла повозку, груженую накрытыми черной тканью трупами. Спешащие по Московскому проспекту прохожие в мою сторону старательно не смотрели, а я не смотрел на них. Голова моя была занята совершенно иными мыслями. Самостоятельно проверить, на какие именно темы наложены чары у этого тела я не мог. «Вороний грай» срабатывал только при наличии слушателя.
Хм… Пожалуй, теперь я понимаю, откуда у этого мальчишки взялось прозвище «Ворона». Но это означало и еще кое–что. Что он не был просто неизвестным бастардом, плодом однократного греховного соития моего деда с какой–то местной девицей. Это значит, что в судьбу его уже вмешивались аристократы. И наложили запрет мо меньшей мере на одну важную вещь — называть фамилию того рода, чья кровь течет по его жилам. А значит настоящий Демьян Найденов знал, из какой фамилии происходит. И еще черт знает что он мог знать. Вряд ли по молодости лет он замешан в большом количестве тайных дел, но какие–нибудь обязательно всплывут в самый неподходящий момент. По закону подлости.
