Что же все это значит? Почему приветствуется кровопролитное милитантство мужчин, а тюремным заключением и ужасами насильственного питания карается символическое милитантство женщин? Это просто объясняется тем, что мужской двойной кодекс половой морали, в силу которого жертвы сластолюбия мужчин признаются отверженными, тогда как сами мужчины избегают всякого общественного порицания, фактически господствует во всех сферах общественной жизни. Мужчины создают кодекс морали и хотят, чтобы женщины признавали его. Они признают, что мужчины поступают правильно и имеют на это право, если борются за свою свободу и свои права, но не имеют на это право поступающие таким же образом женщины. [2]
Мужчины решили, что для них является позорным и малодушным оставаться спокойными и безмолвными, когда тиранические правители налагают на них цепи рабства, но для женщин это совсем не позорно, а, напротив, почетно. Но суфражистки решительно и целиком отвергают эту двойную мораль. Если мужчины поступают правильно, борясь за свою свободу, – и Бог знает, что представляло бы ныне собой человечество, если бы они с незапамятных времен не боролись за свободу, – то не менее правильно поступают и женщины, которые борются за свободу свою и своих детей, которых они рождают.
Я призывала женщин последовать за мной и бить правительство нападением на ту единственную вещь, о которой все правительства заботятся больше всего, – на собственность. И мой призыв встретил немедленный отклик. Уже через несколько дней газеты гремели об атаках, произведенных на почтовые ящики в Лондоне, Ливерпуле, Бирмингеме, Бристоле и полдюжины других городов. В некоторых случаях ящики, будучи открываемы почтальонами, таинственно воспламенялись; в других письма безнадежно портились при помощи едких кислот; в третьих – нельзя было прочесть адреса, запачканные черной краской. В общем насчитывали около 5000 совершенно испорченных писем и много тысяч таких, доставка которых была значительно замедлена.
Эта демонстрация протеста была нами предпринята в полном сознании ее серьезности, но мы чувствовали, что следует сделать нечто более резкое, чтобы уничтожить равнодушие английских мужчин к страданиям женщин, угнетаемых несправедливыми законами. Как мы указали, письма, как они ни драгоценны, менее ценны, чем человеческая жизнь. Это живо почувствовали широкие круги при крушении «Титаника». Навеки погибли письма и различные ценности, но эта потеря была забыта перед лицом гораздо более ужасной утраты множества человеческих жизней. И потому, в стремлении привлечь внимание к более важным преступлениям против человеческих существ, мы продолжали свое сжигание писем.
