Наконец за выручку Асквиту поспешил спикер и заявил Лэнсбери, что он должен повиноваться приказанию премьера покинуть Палату, прибавив, что подобное нарушение порядка грозит дискредитировать Палату Общин. «Сэр, – воскликнул Лэнсбери, окончательно выйдя из себя, – она уже дискредитирована!»
Такой небывалый взрыв негодования и возмущения против правительства произвел сильнейшую сенсацию, и все понимали, что должно последовать распоряжение об освобождении узниц или, по крайней мере, о прекращении насильственного кормления. Ежедневно суфражистки большими толпами стекались к Холлоуэйской тюрьме, приветствуя пением заключенных и устраивая митинги протеста, привлекавшие массу народа. Музыка и приветствия, слабо долетавшие до нашего напряженного слуха, были нам невыразимо приятны. И, однако, именно в тот момент, когда я слушала одну из этих серенад, наступила одна из самых страшных минут моего заключения. Я лежала в постели, очень слабая от истощения, когда вдруг услышала стон из камеры мистрисс Лоуренс, затем шум продолжительной и ожесточенной борьбы, и поняла, что они осмелились прийти с своим жестоким делом и к нам. Я вскочила с постели и, трясясь от слабости и гнева, прислонилась спиной к стене и ждала, что будет. В несколько минут они покончили с мистрисс Лоуренс и открыли настежь дверь моей камеры. На пороге ее я увидела докторов, а за ними большую группу надзирательниц. «Мистрисс Панкхёрст», – начал доктор. Моментально я схватила со стола тяжелый глиняный кувшин и высоко подняла его над головой руками, которые теперь не чувствовали слабости.
«Если кто-либо из вас осмелится шагнуть в мою камеру, я буду защищаться», – закричала я. Несколько секунд они не шевелились и молчали, а затем доктор смущенно пробормотал что-то о том, что завтра утром все равно будет сделано необходимое, и они все удалились.
Я потребовала, чтобы меня пустили в камеру мистрисс Лоуренс, где я нашла свою подругу в отчаянном состоянии. Она сильная женщина и притом весьма решительная, так что понадобились совместные усилия девяти надзирательниц, чтобы справиться с ней. Они ворвались к ней в камеру внезапно и схватили ее, ничего не ожидавшую, иначе им ни за что не удалось бы одолеть ее. Даже при таких условиях она сопротивлялась так отчаянно, что доктора не могли воспользоваться стетоскопом и с большим трудом просунули в желудок питательную трубку. По окончании этой гнусной операции мистрисс Лоуренс лишилась сознания и в течение долгих часов чувствовала себя очень плохо.
