А потом мы очутились на обочине дороги, и я обнаружил, что там топчется примерно полсотни бойцов — все, что осталось от нашей центурии. Увидел лицо Равуды — снова уцелел, скотина, и завертел головой, отыскивая Дарсега — в плену мы или нет, мы солдаты, и у нас должен быть командир.
Но вилидаро не было, и тревога пощекотала мне внутренности.
Если он погиб, то десятник с самым высоким классом… у Фагельмы десятый, у Грата — вон он стоит, переминается с ноги на ногу — тоже десятый… у Иррады — восьмой, меньше даже чем у меня… Остается Равуда, у которого одиннадцатый… о нет, что, опять?
Один раз он уже был у меня командиром, и выжил я тогда лишь чудом.
Внутри длинного фургона, куда загнали остатки нашей центурии, не было даже сидений. Голый металлический пол, такие же стены, невыносимая духота, запахи пота, мочи и грязной одежды, а для вентиляции — два крошечных окошка, забранных решетками.
Когда за спиной защелкнулась металлическая дверь, я ощутил себя в тюрьме.
— Ну чтоо, похоже я тут глааавный, о да, да… — протянул Равуда, и за спиной его встали Молчун и здоровенный бюдрака по имени Абанго. — Кто-то хочет мнее возразить? Давайте. Сейчааас…
Фагельма и остальные десятники отвели глаза… Нет, ну нет же!
— Тогдаа я начну с того, что ликвидирую предателя, — красные глаза кайтерита отыскали в толпе меня. — Мне ли не знать, ктоо продал нас бриан, кто навел их нас, из-за кого мы оказались в плену?
Красивое лицо его исказилось от ненависти.
Краем глаза я увидел движение, понял, что я не один, рядом Макс и Дю-Жхе.
— Равуда, прекрати! — рявкнула Фагельма. — Мы должны держаться вместе!
— Заткнись, — кайтерит не посмотрел в ее сторону, даже жеста не сделал, но Абанго шагнул вперед, ударил коротко, без замаха, и согнувшаяся юри-юри, хватаясь за живот, опустилась на пол.
— Иди сюда, разноглазый, — пригласил Макс. — Трусливая тварь, прячущаяся в тылу. Помнишь, как ты нас подставил на болоте? Тогда боец погиб… А все из-за твоей трусости. Штанишки обделал уже, ха-ха?
По голосу было слышно, что он сам боится, но кто тут кроме меня разбирается в человеческих интонациях?
— Прекрати, Равуда, — вмешался я. — Мы в лапах врага. С тобой потом разберемся.
— Приказы тут отдаю я! — рявкнул он, но по фургону пронесся недовольный ропот: мало кому нравилось, как ведет себя новый командир; со всех сторон на нас смотрели хмурые, раздраженные лица.
— Я не убивал твою дочь, Равуда! — сказал я. — Я не виноват в том, что произошло! Почему ты ненавидишь меня?
