Новая судорога, и на волнах муки меня словно зашвырнуло по ту сторону брианского портала. Я снова увидел дюны, голые сверху, и покрытые зеленью снизу, выпирающие из-за горизонта кольца планеты-гиганта, маленькое зеленоватое солнце, не мешающее светить крупным звездам.
Только на этот раз кто-то другой смотрел моими глазами и ворочал моей головой, выбирая, куда направить взгляд. Я ощущал его настороженное присутствие, его внимание и жадный интерес, его свирепую волю и… опаску; он чего-то очень сильно, буквально до дрожи боялся.
Все эти чувства сменило узнавание, смешанное с радостью, и контакт прервался, я обнаружил себя на полу, щекой в ковер, слабым, как новорожденный щенок, мокрым от собственного пота.
— Ты пока… мне нужен, — паузы Табгун делал, как всегда, в неожиданных местах. — Только помни, что… когда ты перестанешь быть мне нужным, я тебя уничтожу уничтожением великим. И молчи о том, что было здесь… иначе, ты перестанешь быть нужен.
Боже, этому-то я что сделал? Чем я ему опасен?
— Но пока — живи, — судя по звукам, он прошагал до двери и широко распахнул ее. — Заходите, друзья… Ничего интересного я выяснить не смог, к сожалению, но что поделать?
Как же так — ведь Табгуннесомненно узнал то место, которое я видел за порталом?
Но решил этот факт скрыть? Почему?
И что он такое сделал со мной, как сумел забраться мне в голову, оживить воспоминания?
Центурион смотрел на меня недоуменно, моргая желтыми круглыми глазами, и снова очень напоминал филина.
Поймал я его после многочасового марша на грузовиках, когда нас выгрузили в лесу. Велели ждать, после чего у младших командиров наступила небольшая пауза, возможность перевести дух.
— А ну-ка, — заговорил Гага после паузы минут в пять, во время которой я почти слышал, как в голове у него ворочаются мысли, тяжелые, как камни. — Давай проясним. Хочешь, чтобы я перевел бойца Етайхо под другого десятника?
— Так точно. Мы… не сработались.
Не мог же я назвать истинную причину — меня шантажирует трибун Лиргана, присланная неким тайным обществом, и требует, чтобы я так или иначе лишил гирванку жизни? Но убивать Етайхо, брать на душу такой грех, я не хотел — как после такого смотреть в глаза дочери?
— Не сработались… поговори у меня… — центурион не выспался, как и мы все, поскольку из линкора нас выгнали глухой ночью. — У Фагельмы бойцов мало… Я подумаю…
— Спасибо! — я изобразил вид лихой и придурковатый, как положено, и отдал честь.
