Напоминало это все самолетный обед, только вот порция была что нужно, на мужика. Аккуратные секции, в той что справа — нож, вилка и салфетка, а в остальных собственно еда: гора желтого риса с овощами, салат то ли из винограда, то ли из оливок с маслинами, рыба в подливке, и здоровенный кусок торта.
— Ешь, — велел Шадир, — и слушай.
Рыба оказалась на диво нежной, она просто таяла во рту, и рис приготовили по тайскому рецепту, пожарили его, и острого перца накидали ровно столько, сколько нужно. Первая ложка попала ко мне в желудок, и оттуда донеслось дикое урчание, я мигом заглотал вторую.
Салат был на вкус солено-сладким, хотя его приготовили без виноградин и маслин, пустили в ход вообще не пойми что, может быть крупные икринки какой-то инопланетной рыбы. Торт же напоминал обыкновенный бисквит, и выделялся неимоверной свежестью, его словно только что вынули из печи в кондитерской.
— О том, как к тебе относится Равуда, я знаю, — начал Шадир, — и если бы дело сводилось только к нему… Но у тебя, землянин-десятник Егор, есть недоброжелатели куда более могущественные.
Мне очень хотелось спросить «Кто именно?», но я сдержался.
— Поэтому в твоих интересах не отставать от Равуды в наборе опыта, это очевидно, — трибун сделал паузу, вновь огладил голый кайтеритский подбородок: вот им хорошо, бриться не надо вообще. — Тебя бы давно убрали, но у тебя есть покровители, о которых ты не знаешь. Тоже не последние разумные…
Но тут я не выдержал:
— Но откуда все это!? Почему!? Я же простой человек!
— Я бы не был в этом так уверен, — Шадир покачал головой.
— А почему вы мне сегодня помогли? Вам же куда проще избавиться от меня, так? — поинтересовался я.
Трибун некоторое время смотрел на меня, и в глазах его мелькали эмоции, которые я не мог прочитать.
— Я начал карьеру в армии с простого бойца, — сказал он наконец. — А до этого отсидел. Десять лет. За убийство собственного сына.
Меня словно ударили в живот строительной бабой… что, как такое возможно? Поднять руку на своего ребенка, и не просто ударить, а лишить жизни?
— Ты наверняка решил, что я чудовище, — Шадир отвел взгляд, мне показалось, что глаза его предательски блеснули: слезы… нет, невозможно. — И скорее всего, ты в этом прав. Только вот я не совсем бесчувственное чудовище… Доел? Тогда иди, и помни, что я сказал. Никакого цирка, клоунады и фокусов. Понял?
— Так точно!
И я вылетел из палатки трибуна, словно пробка из бутылки шампанского в новогоднюю ночь — отделался легче легкого, иначе и не скажешь.
