— У нас все по согласию, — выставляю перед собой открытые ладони.
— От тебя перегарищем на всю квартиру несет. Ты ее напоил, что ли?
— Никого я не поил. Я кто вообще, по-твоему? — сам заводиться начинаю. Он там совсем кукухой отлетел.
— Тогда какого хрена, Тим? Что она тут делает?
Мы перешептываемся на повышенных тонах. Отец в ярости, я после его слов тоже, честно говоря, убивать готов.
— Дядь Серёжа, может, кофе?
Мы настолько заигрались во враждебные гляделки, что даже не заметили, как Аринка вернулась. Теперь уже полностью одетая, успела порыться в гардеробной и напялить мой спортивный костюм.
Не представляю даже, сколько смелости ей этот выход стоил.
— В другой раз, Ариш, я спешу, — отец смотрит на часы и тут же сваливает.
Напоследок бросает, что провожать его не нужно. А будто кто-то, блин, собирался?!
— Теперь ты просто обязан на мне жениться, — Аринка нервно смеется, — шутка. — Резко отворачивается и достает из шкафа две чашки. — Он же расскажет моему папе, да?
— Вероятнее всего, — упираюсь ладонью в мойку раковины, задевая Аринкино плечо.
— Ладно. Я буду к этому готова.
— Ты обещала поговорить.
— Да, — кивает. — Мы должны начать все сначала!
Ариша
Судя по реакции, Тим удивлен. Не ожидал. Да я сама не ожидала, что осмелюсь свои мысли озвучить.
Должны начать все сначала…
Божечки, как же просто эти слова вылетели из моего рта. Это все отголоски неспокойной ночи. От Паши я выбежала практически в истерике. Такое отвращение к себе накатило. А еще, заочно, все те гадкие слова, что он говорил про Тима, я, конечно же, переняла на себя. И такая злость взяла. Не имел он права все это мне говорить! И не важно, насколько был обижен. Не имел!
Нервно ставлю чашки, наполненные до краев кофе, на стол.
— Ты бутерброд будешь? — спрашиваю, а сама на Азарина и не смотрю. Боюсь теперь. Ответа тоже не жду. Мне без разницы, будет он есть или нет. Я должна себя отвлечь.
Открываю холодильник. Вытаскиваю мясную нарезку, икру, масло. С полочки над крупами беру хлеб. Пока сооружаю заготовки под бутерброды, притопываю ногой.
Ну почему же он молчит? Передумал? Я его достала своими заскоками, наверное…
Нечетко помню, что ему ночью наговорила. То, что в любви призналась, да, а вот с остальным… Может, что-то плохое ляпнула?
Беру нож и заношу его над буханкой бородинского.
— Давай я сам.
Его голос у самого уха. А я ведь даже не услышала, как он подошел. Не почувствовала, что теперь рядом стоит, вжимаясь грудью мне в спину.
